дурак! Ясно, что он думал – в такую темень мы его не выследим.
– Тише ты! Пса нет, белоголовый – наш! Хватит болтать, Пепе! За мной!
Мануэль двинулся не прямо к роще, а несколько ниже, к берегу реки. И охотники, 
не обмениваясь больше ни словом, пустили коней вскачь.
Их жертва была теперь в таком месте, что лучшего и пожелать нельзя, и они 
торопились воспользоваться случаем. Оба хорошо знали эту рощу, так как не раз, 
укрываясь в ней, стреляли оленей.
Охотники выехали на берег, спешились и, привязав лошадей и собак к ивам, 
направились в сторону рощи.
Теперь они не были так осторожны, как раньше. Они не сомневались, что жертва 
спит, растянувшись у костра. Дурень! – думали они. Но как он мог подозревать, 
что они здесь появятся? Самый прозорливый человек считал бы себя здесь в 
безопасности. Ничего удивительного, что он лег спать, – уж наверно, он устал. И 
неудивительно, что он разложил костер: ночью сильно похолодало, в такую погоду 
без огня не уснешь. Все казалось совершенно естественным.
Они подошли к опушке рощи и, не раздумывая, заползли в кустарник.
Ночь была тихая, ветерок едва касался листвы – малейший шорох в кустах можно 
было услышать с любого края полянки. Тихое журчание воды далеко на быстрине, 
легкая зыбь и плеск у берега, порою вой степного волка да унылый зов ночной 
птицы – вот и все звуки, которые доносились до слуха.
И все же, хотя эти двое продирались сквозь густой подлесок, ни один звук не 
выдал их приближения. Лист не шелохнулся, не подогнулась ветка, не хрустнул 
сучок под рукой или коленом – ничто не выдало присутствия человека в темном 
кустарнике. Эти люди знали, как пролезть сквозь заросли. Они приближались 
неслышно, точно змеи, скользящие в траве.
На полянке царила глубокая тишина. На самой середине пылал костер, ярким 
пламенем озарявший все вокруг. Неподалеку стоял великолепный конь, славный 
вороной охотника на бизонов; в отсвете костра его нетрудно было узнать. А еще 
ближе к огню виднелось распростертое тело самого охотника, который, должно быть,
 спал. Так и есть – это его дорожная сумка, сомбреро, сапоги и шпоры. С шеи 
лошади свешивается лассо, и конец его, наверно, обмотан вокруг руки спящего. 
Все это можно было заметить с первого взгляда.
Лошадь вздрогнула, ударила копытом оземь, но вот она снова стоит спокойно.
Что же ей почудилось? Не подкрадывается ли дикий зверь?
Нет, не дикий зверь; тот, кто появился, опаснее зверя.
Из кустов, растущих вдоль южного края поляны, выглянуло лицо – лицо человека. 
Оно показалось на мгновение, и сразу же скрылось в листве. Его нетрудно узнать. 
Тот, кто увидел бы это лицо в сиянии пылающего костра, заметив, что оно желтое, 
мигом догадался бы, чье оно. Это лицо мулата Мануэля.
Недолго оно прячется в листве, потом появляется снова, и рядом с ним 
показывается еще одно лицо, более темное. Оба обращены в одну сторону. Две пары 
глаз устремлены на простертую у костра фигуру: человек, видимо, все еще 
безмятежно спит. В их глазах сверкает злобное торжество. Ну, теперь победа 
обеспечена! Наконец-то жертва в их власти!
И опять лица исчезают. Минуту не видно и не слышно, что в кустах люди. Но вот 
снова высунулась голова мулата, только уже в другом месте, ниже, у самой земли, 
там, где кустарник не так густ.
А еще через мгновение из зарослей появляется и туловище, оно медленно выползает 
на поляну. Потом выползает и второй охотник. Вот уже оба они неслышно 
подбираются по траве к спящему. Распластавшись на животе, они движутся, словно 
две огромные ящерицы, один по следу другого.
Впереди Мануэль. В правой руке его зажат длинный нож, в левой он держит ружье.
Они движутся медленно, с величайшей осторожностью, но готовы мгновенно ринуться 
вперед, если жертва проснется и заметит их.
Спящий невозмутимо лежит между ними и пламенем. Тело его отбрасывает длинную 
тень на траву. Для большей безопасности, охотники заползают в эту тень и, 
скрытые ею, движутся дальше.
Вот Мануэль уже в трехстах футах от распростертого тела; он весь подобрался и 
встал на колени, готовясь прыгнуть вперед. Яркий свет падает на его лицо, и он 
весь на виду. Его час настал.
Точно бич, щелкает выстрел, яркая вспышка пронизывает пышную крону виргинского 
дуба, растущего у прогалины. Мануэль внезапно вскакивает на ноги, с диким 
криком протягивает руки вперед, шатаясь, делает шаг-другой и, выронив нож и 
ружье, падает прямо в костер.
Вскочил и Пепе. Он уверен, что стрелял человек, прикинувшийся спящим. 
Стремительно бросается он распростертому телу и с отчаянной решимостью вонзает 
ему в бок лезвие ножа.
И тотчас с воплем ужаса он отскакивает назад. Не задерживаясь, чтобы помочь 
упавшему приятелю, он мчится через полянку и скрывается в кустах, а тот, что 
лежит у костра, по-прежнему недвижим.
Но вот по ветвям дуба, откуда раздался выстрел, спускается темная фигура; над 
лужайкой звучит пронзительный свист, и конь, волоча по земле лассо, бросается к 
дереву.
Прямо с дуба на спину лошади прыгает полуголый человек с длинным ружьем в руке. 
Еще мгновение – и человек и лошадь исчезают в прогалине меж деревьев. Всадник 
во весь опор мчится по долине.



Глава LX