ением. Ну простите меня великодушно, 
если я неудачно пошутил!

— То-то же. Ну ладно. Искреннее раскаяние я не могу не принять и прощаю вас, 
поскольку мне известно, что вы способны по справедливости оценить мое 
профессиональное мастерство. Вы, конечно, помните, что при операции по 
трепанации черепа я применяю не круглый инструмент, как все прочие хирурги, а 
долото. А если речь идет об исцелении от рака, то, я считаю, не стоит терять 
время на лечение цикутой, наперстянкой и белладонной, а нужно как можно скорее 
прибегнуть к экстирпации [30 - Удаление (лат.).]. Скальпель в руки, и…

— Ради Бога, дон Пармесан, давайте поговорим об этом как-нибудь в другой раз! — 
взмолился гаучо. — Я и мои парни с большим удовольствием поучились бы у вас, да 
вот беда — у нас здесь нет хирургических скальпелей. Я вижу, на этот раз с вами 
прибыли еще два благородных сеньора, по отношению к которым было бы с нашей 
стороны, я думаю, неэтично углубляться в медицинские проблемы. Могу ли я 
просить вашу милость представить их нам?

— Сеньоры направляются в Гран-Чако, и мы только что познакомились. Они 
высокообразованные люди, но их имена… словом, они… трудно произносимы…

— Моя фамилия Моргенштерн, а фамилия моего спутника — Кизеветтер, — сказал 
приват-доцент. — Мы хотели бы купить у вас четырех лошадей и были бы очень рады,
 если бы вы предоставили нам такие экземпляры этих прекрасных животных, которые 
древние римляне называли «суперсум» или «реликвии».

— Ну что вы, сеньор, наши животные — отнюдь не реликвии, но эстансьеро, я думаю,
 охотно продаст вам нескольких лошадей. К большому сожалению, сейчас его нет, 
но к вечеру он должен вернуться домой. А пока его нет, здесь всем распоряжаюсь 
я. Предлагаю вам, сеньоры, чувствовать себя как дома. Сегодня мы собираемся 
клеймить скот. Если пожелаете, можете принять участие в этом деле.

— Благодарю вас, — ответил ему доктор Моргенштерн, — мы присоединимся к вам с 
большим удовольствием. Мне лично еще ни разу в жизни не приходилось видеть, как 
клеймят скот, а тем более участвовать в этом.

— Но сначала я рекомендую вам заглянуть в дом хозяина. Там вас встретит 
мажордом, — сказал гаучо.

Приват-доцент велел слуге хозяина гостиницы возвращаться обратно в Санта-Фе 
вместе с лошадьми, и трое путешественников направились к дому хозяина эстансии. 
Навстречу им вышел приветливо улыбавшийся человек, судя по всему, тот самый 
мажордом, и радушно предложил пройти в дом.

Хотя эстансьеро при таких, как у него, стадах не мог не быть состоятельным 
человеком, но тем не менее его жилище выглядело ничуть не более комфортабельно, 
чем жилище рядового немецкого рабочего, во всяком случае, та комната, в которую 
мажордом ввел гостей. Стены ее были абсолютно голы. Посреди комнаты стоял 
простой, грубо сколоченный стол, возраст которого, судя по потертостям и 
зазубринам на его крышке и ножках, исчислялся не одним десятилетием. Возле 
стола стояли два стула, похоже, годившиеся столу в дедушки, и несколько 
традиционных в аргентинских домах низких скамеечек — этот стол, стулья и 
скамеечки и составляли все убранство комнаты, если, конечно, не относить к нему 
гитару, прислоненную к стене в одном из углов. Гитара, по сравнению со всем 
остальным, была хороша, пожалуй, даже роскошна и потому выглядела в этом жилище 
аскета предметом случайным и чужеродным. Мажордом предложил гостям садиться и 
удалился на кухню дома, чтобы распорядиться насчет мате.

Мате — это так называемый парагвайский чай, растущий на склонах Гран-Чако. 
Употребляют его в виде порошка грубого помола, приготовляемого из листьев и 
стеблей Ilex paraguensis [31 - Научное название парагвайского чайного дерева 
(мате).]. Маленькую щепотку этого порошка кладут в небольшой сосуд, 
выдолбленный из тыквы, — калебас и заливают кипятком. Этот чай не пьют, а тянут 
через специальную тонкую металлическую трубочку, называемую бомбильей. Бомбилья,
 естественно, сильно нагревается. С иностранцами, впервые пробующими этот 
своеобразный напиток, случается все время один и тот же казус: они обжигают 
себе губы и язык.

Все три гостя получили по калебасу с мате. Хирург начал потягивать его сразу, 
как только взял в руки, но делал он это с большой осторожностью, очень 
небольшими порциями, на что, к сожалению, доктор Моргенштерн не обратил 
никакого внимания. Фриц предпочел не торопиться, давно зная, что горячий мате 
может обжечь рот, Он подумал, что надо предупредить об этом хозяина, но не 
успел это сделать, и доктор отдал традиционную для всех иностранцев дань мате: 
несмотря на то, что бомбилья была на ощупь очень горячей, сразу же и резко 
потянул из нее незнакомый напиток… Что он почувствовал, может представить себе 
каждый, кто пробовал хотя бы раз какую-нибудь жидкость, подогретую до 
восьмидесяти градусов по Реамюр