облизости от него, явственно ощутил, 
что этому приказу не подчиниться невозможно.

Двумя огромными шагами Хаммер перемахнул через мгновенно опустевшие скамейки. 
Еще шаг, и Хаммер оказался у самого барьера. На расстоянии всего лишь вытянутой 
руки от него на барьере висел зверь. Не сводя с человека горящих, словно 
готовых выстрелить зарядами злобы глаз, ягуар, наконец, подтянулся на ограде и 
принял позу нападения: три лапы — опора, четвертая, приподнятая — ударная… 
Хаммер взял нож в зубы и кулаком правой руки ударил ягуара по черепу. Зверь 
пошатнулся, его задние лапы соскользнули с барьера, но он, не переставая злобно 
шипеть, попытался все-таки удержаться на передних лапах. Сохраняя удивительное 
хладнокровие, Хаммер ударил его еще раз — на этот раз его кулак обрушился на 
нос зверя. Изогнувшись всем туловищем и судорожно дернув всеми четырьмя лапами, 
ягуар упал на песок. И в тот же миг маленький ученый перемахнул через барьер, 
шлепнувшись на песок рядом со зверем.

«О-о-о!» — прокатился по рядам тысячеголосый вопль. Пришедший в себя после 
ударов Хаммера ягуар стал готовиться к прыжку…

И тут произошло такое, чего никто из зрителей не смог бы даже вообразить: 
Хаммер вынул нож изо рта, припал на левую ногу и простер к зверю обернутую 
пончо левую руку. То ли сама эта поза, то ли властный взгляд широко раскрытых 
глаз человека, но что-то исходящее от него устрашающе подействовало на зверя. 
Он стал медленно пятиться назад. Было хорошо заметно, что его бьет мелкая дрожь.
 И так же медленно и постепенно, шаг за шагом, Хаммер стал надвигаться на 
ягуара, ни на секунду не выпуская его из поля своего зрения. Ягуар вдруг весь 
как-то съежился, и, как испуганная собака, поджав хвост, стал, как-то жалко 
семеня, быстро отступать. С трибун раздались крики:

— Чудо!

— Он — герой!

И наконец:

— Да это же Отец-Ягуар!

И вот уже трибуны скандируют: «О-тец-Я-гу-ар! О-тец-Я-гу-ар!» Эти выкрики 
окончательно деморализовали зверя: ошеломленный, ничего не понимающий, словно 
лишенный этой орущей толпой людей всех своих инстинктов, а заодно и воли, он 
трусливо жался к двери, из-за которой совсем недавно так рвался в бой. А его 
победитель, перекрывая своим мощным басом шум трибун, прокричал:

— Откройте дверь! Да поскорее же, черт вас побери!

Дверь распахнулась. Вплотную к ней стояла клетка с распахнутой дверцей. 
Служащий, чьей обязанностью было присматривать за зверем, выскочил из 
специального люка и захлопнул дверцу клетки, в которую стремительно вбежал 
ягуар. Это было проделано чрезвычайно эффектно, и новая россыпь аплодисментов 
стала наградой ловкачу! Публика разошлась не на шутку: казалось, аплодисменты 
не стихнут уже никогда.

Отец-Ягуар вернулся на свое место и, подойдя к приват-доценту, вернул ему пончо 
и нож со словами:

— Благодарю вас, сеньор! И примите мои глубочайшие извинения за то, что я взял 
эти вещи у вас без спроса — мне просто не хватило времени на необходимые в этих 
случаях церемонии.

— О чем вы говорите? Право же, не стоит беспокоиться о таких пустяках. Я вовсе 
не в обиде на вас, несмотря на то, что, срывая с меня пончо, вы заодно сдернули 
с моей головы и шляпу с платком, — ответил доктор Моргенштерн. — Но вы меня 
заинтриговали: зачем вам понадобился нож, мне теперь понятно, но с какой целью 
вы сорвали с меня пончо?

— Пончо, конечно, не щит, но от когтей и зубов ягуара его плотная ткань иногда 
может защитить.

— Сеньор, должен заявить вам, что вы — настоящий герой, по гречески «герое». 
Ваше мужество, которое по-латыни может быть названо «фортитюдо», «витус белика»,
 а также «стренуитас», изумило меня. Говорю вам это от чистого сердца. Вы 
превратили дикого зверя в домашнюю кошку. Но что теперь будет с бизоном?

— Скоро увидите, — ответил Хаммер.

А бизон все это время, пока шла схватка человека с ягуаром, преспокойно валялся 
на песке. Публика же требовала нового выхода тореадоров, которые будут с ним 
сражаться. Прошло несколько минут, и они вышли в том же порядке, что и в начале 
корриды. В схватке с бизоном право на соло, безусловно, принадлежало испанцу 
Крусаде. Это было ясно всем. Держался матадор из Мадрида соответственно — 
каждое его движение было наполнено значительностью. Публика уже предвкушала, 
как сейчас увидит еще одну демонстрацию его блестящего мастерства, как вдруг 
неожиданно на арену вышел, прихрамывая, Антонио Перильо. Рану его