ушевавшая 
публика стихла. Над цирком повисла тишина… Оркестр заиграл марш, распахнулись 
ворота, и на арену выехали пикадоры. Под ними были далеко не лучшие лошади: для 
пикадоров обычно подбирали таких, которых не будет жалко, если их покалечат. За 
пикадорами шли бандерильеры и эспады. Выйдя на арену, они сначала расположились 
по ее периметру, а как только пикадоры собрались в центре, отошли назад, в ниши 
за бетонными опорами арены.

Президент снова подал условный знак, по которому надлежало выпустить первого 
быка. В барьере, отделяющем арену от загона для животных, распахнулись ворота, 
и первый бык ворвался в круг, замкнутый в буквальном смысле этого слова, круг 
своей жизни и смерти.

Это мощный и красивый черный бык с острыми, выдвинутыми далеко вперед рогами. 
Опьянев от неожиданно предоставленной ему после тесного загона свободы, он стал 
прыгать то в одну, то в другую сторону Но вдруг, заметив пикадоров, пошел прямо 
на них. Они моментально собрались в одном месте, но быка это не остановило, 
наоборот, он прибавил скорость и на всем ходу пропорол брюхо крайней лошади. 
Пикадор, сидевший на ней, захотел было выпрыгнуть из седла, но застрял ногой в 
стремени и упал на землю вместе с лошадью. На помощь ему тут же бросились 
бандерильеры. Искусно манипулируя тремя, потом четырьмя яркими полотнищами, они 
закрывали быку весь обзор. Тот остановился, и это спасло упавшему на землю 
пикадору жизнь. Раненую лошадь его товарищи быстро оттащили в сторону

Дальнейшие события разворачивались в таком темпе, что было уже почти невозможно 
рассмотреть отдельные движения тореадоров, все смешалось в один яркий, 
движущийся и ревущий калейдоскоп. Пикадоры были в костюмах, точно копирующих 
костюмы средневековых испанских рыцарей, бандерильеры, напротив, — в 
современных, но тоже испанских костюмах, богато украшенных позументами и 
лентами

Черный бык помотал головой, чтобы убрать ненавистные яркие тряпки, повисшие у 
него на лбу, но сразу сделать это ему не удалось, и он бешено взревел. Можно 
было не сомневаться: следующая его атака будет страшной. Бандерильеры очень 
хорошо это понимали и, собрав всю свою волю, забыв обо всем на свете, кроме 
этой черной рогатой головы, ждали… И тут раздалось.

— Пропустите меня к нему!

Этот красивый, звучный голос принадлежал Крусаде, матадору из Мадрида. 
Бандерильеры, однако, не торопились пропускать звезду корриды на арену Они 
понимали, что риск, которому он себя подвергает именно в этот момент, когда бык 
разъярен до предела, огромен. Но Крусада повторил свое требование, и они 
отступили. Испанский матадор был в костюме алого цвета. В левой руке он держал 
мулету — кусок красной, блестящей шелковой ткани, закрепленной одним краем 
вдоль палки, а в правой — сверкающую под лучами солнца обнаженную шпагу. 
Крусада остановился шагах в десяти от быка. Это был с его стороны дерзкий вызов 
по отношению к быку, который тот, уж само собой, ни за что не спустит жалкому 
человечишке. Теперь уже ничто не застило глаза животному: перед ним стоял враг, 
с наглым самодовольством играющий своей пошлой красной тряпкой. Нет, уже за 
одно только это его надо немедленно проучить как следует! Бык наклонил голову и 
бросился на человека. Матадор не двинулся с места, пока рога быка не оказались 
совсем близко от него — примерно в двух дюймах. Все дальнейшие действия 
человека уместились в одно ослепительно короткое мгновение: точным, элегантным 
и молниеносным движением он вонзил свою шпагу прямо в грудь быка! Тот сделал, 
спотыкаясь, еще несколько неверных шагов вперед и, уже мертвый, рухнул на 
песок… Матадор вытащил шпагу из его груди и под восторженный рев трибун прижал 
ее к своей гордо поднятой голове. Он был беспредельно счастлив: и здесь, в 
далеком от его родины Буэнос-Айресе, оценили его артистизм и мастерство!

Вышли остальные тореадоры, чтобы унести поверженного быка и раненую лошадь. 
Президент подал знак выпускать на арену второго быка. Второй ранил одного из 
бандерильеров и эспаду, после чего испанец прикончил его. Третий бык запорол 
двух лошадей и задел Перильо. Крусада заколол и его. Женщины забрасывали 
Крусаду цветами после каждой победы. Перильо, раненный в ногу, хотя и легко, 
все же должен был покинуть арену, но в его душе бушевали злость и зависть к 
конкуренту.

Теперь по программе корриды должен был следовать ее гвоздь — схватка ягуара с 
бизоном, в которой приезжей знаменитости предстояло потягаться в искусстве боя 
с аргентинскими эспадами.

Открыли ворота, за которыми до сих пор находился ягуар. Зверя держали на 
длинном лассо, закрепленном на его шее металлическим карабином. Ягуар старался 
высвободиться из петли, но у него ничего не получалось, и злость переполняла 
все его существо. Казалось, он не обращал ни малейшего внимания на публику. 
Несколько дней зверя совсем не кормили, и теперь он, время от времени нервно 
вздрагивая, слизывал с лап собственную кровь, капавшую из раны, натертой туго 
натянутой веревкой на шее. Это был крупный, сильный и еще не старый зверь.

Резко распахнулись ворота загона, в котором находился бизон. Все ожидали, что 
он неме