бнуть по неосторожности — 
совершенно разные вещи. А полагаться на вас я уже не могу.

— Из-за того, что я не остался тогда при лошадях? Сэр, поверьте мне, это больше 
не повторится!

Уоббл говорил так кротко, а тон его был столь искренним, что сердце мое 
дрогнуло. Мог ли я после таких слов не поверить старому, знаменитому на Западе 
человеку, сухо отказать ему, словно какому-нибудь неопытному новичку? Я 
протянул руку и сказал:

— Ладно, едем. Надеюсь, что доводы рассудка одержат верх над вашей склонностью 
к мальчишеским выходкам.

— Ну вот и чудесно! — воскликнул старик. — Вы будете довольны мной, вот увидите.
 Но что станут делать остальные? Подождут нас здесь?

— Нет, они тоже отправятся в путь.

— Куда?

— К горе Дождей, где нам следует встретиться с апачами. Длинный Нож знает 
дорогу туда?

— Знаю, — отозвался индеец, услышав мой вопрос. — Когда нам выезжать?

— Рано утром, сразу же после нас.

— Оставим ли мы здесь на виду мертвых собак-команчей?

— Нет-нет, они должны бесследно исчезнуть. Но хоронить их здесь тоже нельзя — 
по дороге в пустыню команчи завернут в эту рощу и увидят могилы.

— Может ли простой воин предложить Шеттерхэнду свой совет?

— Конечно, говори.

— Мы навьючим их тела на их же лошадей, отвезем к горе Дождей и там закопаем.

— Да, это самое разумное решение. Возьмите команчей с собой.

— Кому принадлежат теперь их лошади и все другие вещи?

— Тебе. Нам ничего не нужно, разве что мои друзья, мистер Паркер и мистер Холи, 
пожелают обменять своих лошадей на индейских. Тогда пусть выберут двух, какие 
им понравятся.

— Хау! Я согласен. И еще я сниму с убитых скальпы; будь я на их месте, они 
сделали бы то же самое со мной.

На том и порешили. Закончив совещание, мы поели и улеглись спать. Паркер, Холи 
и Длинный Нож вызвались посменно караулить до самого рассвета, поскольку нам 
троим предстоял завтра трудный день. Мы, естественно, не возражали.

Заяц американского Запада отличается от своего европейского сородича — он 
крупнее, с более длинными ушами. В те времена в Штатах, и особенно в Техасе, их 
водилось несметное множество, ведь все внимание охотников было обращено на 
крупную дичь вроде бизонов, и никто не стал бы тратить пулю на какого-то 
зайчишку. Но нигде их не встречалось больше, чем в верховьях Буффало-Спринг, на 
одном из ее притоков. Эта речушка брала начало в огромной скалистой котловине, 
и здесь длинноухие грызуны прямо-таки кишмя кишели — причина, по которой вся 
прилегающая местность получила среди белых охотников название Хэй-Пэн, то есть 
Заячье Корыто. В этой долине почти круглый год сохранялась густая, сочная трава,
 а ее крутые склоны сплошь заросли колючим кустарником — одним словом, это было 
райское место, с точки зрения любого зайца. Такова была Каам-Кулано, Заячья 
долина, где сейчас поставили свои палатки команчи из клана Вупа-Умуги.

На следующий день, часа за два до заката, мы уже прибыли к истокам 
Буффало-Спринг. Кругом простиралась ровная, побуревшая от солнца прерия, и во 
избежание нежелательных встреч нам требовалось поскорее отыскать какое-нибудь 
укрытие. Спрятаться мы могли только в кустах, а ближайшие кусты росли по 
берегам той самой речки, которая вытекала из каменного «корыта». Мы поехали 
вдоль нее и почти сразу увидели местечко, как нельзя более подходившее для 
наших целей. Здесь можно было наконец спешиться, напоить лошадей, а затем, 
когда усталые животные начали пастись на свежей траве, и самим впервые за день 
немного перекусить вяленым мясом.

От нашей стоянки до котлови