индейские лошади так же чутки, как их 
хозяева. Ну а теперь давайте прекратим разговоры и постараемся быть 
повнимательнее.

Мы проделали уже половину пути. Чем ближе мы подходили к озеру, тем чаще 
останавливались и прислушивались, боясь наткнуться на индейцев. Но, к счастью, 
нам удалось избежать нежелательных встреч, и мы дошли до места, где протока 
соединялась с Голубой водой.

Полоса зарослей, изгибаясь, тянулась дальше — в широкую, заросшую травой 
низменность. Мы уже хотели спуститься туда, когда услышали голоса команчей. 
Невидимые собеседники перекликались где-то неподалеку.

— Па-Ку! — кричал один. — Па-Ку, где ты?

— Я здесь! — донесся ответ.

— Иди сюда! — позвал первый.

— Не могу, я занят, — ответил Па-Ку.

Затем снова наступила тишина. Я шепнул моему спутнику:

— Это диалект команчей-ракурроев, значит, мы нашли тех, кого искали. Вам он, 
вероятно, знаком?

— Да.

— Вы разобрали слова?

— Конечно. Один крикнул другому, что занят и у него нет времени.

— Верно. Очень хорошо, что вы владеете их языком. Ну что же, предположение 
подтвердилось — перед нами табун и те, кто сторожит его. Теперь идите за мной, 
только, ради Бога, ни одного лишнего звука!

Согнувшись в три погибели, мы быстро перебежали открытое пространство и 
добрались до края леса. Отсюда был виден костер, горевший на лугу примерно в 
полумиле от нас. Вокруг огня сидело несколько индейцев, а невдалеке паслись 
лошади.

— Действительно, все так, как вы говорили, — признался Олд Уоббл. — Здесь 
только табун и коноводы. Стало быть, там, за кустами, — Голубая вода и 
остальные индейцы.

— Да, и устроились они в том самом месте, где я и предполагал… Но пригнитесь 
пониже, мистер Каттер, а не то нас заметят.

Мы прокрались вдоль опушки еще на две или три сотни ярдов и остановились. 
Дальнейшее продвижение вперед было бы рискованно. С нашей новой позиции видна 
была узкая прогалина, нечто вроде естественной просеки, соединяющей пастбище с 
главным лагерем. Тут имелась тропа — очень удобная, но, к сожалению, 
воспользоваться ею мы не могли, поскольку по ней то и дело проходили команчи. 
Мы двинулись направо, параллельно тропе. Кустарник был очень густ, а самый 
незначительный шум — треснувший под ногой сучок или вспугнутая птица — грозил 
нам обнаружением и гибелью. Поэтому прошло немало времени, пока мы добрались до 
края зарослей и увидели лагерь.

Сразу же бросалось в глаза, что лагерь этот — военный, а не охотничий, о чем 
свидетельствовало отсутствие палаток. По всем признакам, индейцы находились тут 
не первый день и чувствовали себя в безопасности. Горело целых восемь костров, 
и при их свете мы насчитали полторы сотни воинов. Сейчас в лагере полным ходом 
шла заготовка продовольствия: у огня вялилось нарезанное длинными, тонкими 
ломтями бизонье мясо. Следовательно, отряду предстоит далекий поход, во время 
которого не будет возможности поохотиться. А из этого, в свою очередь, нетрудно 
заключить, что команчи направляются в какой-то пустынный район, где нет ни 
бизонов, ни другой крупной дичи. Я знал такую местность — раскаленные, 
выжженные солнцем пески Льяно-Эстакадо, посреди которых, в крохотном оазисе, 
скрывалось ранчо Кровавого Лиса,

Большая часть индейцев была занята разделкой убитых бизонов. Одни разрубали 
туши на части и отделяли мясо и жир от костей, другие разрезали его на ломти и 
развешивали для просушки. Несколько человек готовили ужин; ряд