Это храбрые воины, и они не захотят сдаться без боя.

— Ты говоришь так, думаю, только потому, что плохо представляешь себе, как 
реально выглядит путь, ведущий в кактусы. Так вот, поверь мне, он очень узок, в 
одном ряду там могут разместиться всего лишь несколько всадников. Когда ваши 
воины развернутся, чтобы начать стрельбу, они не смогут выстроиться фронтом 
против нас, их строй образует длинную тонкую линию. Только те, что окажутся 
впереди, смогут в нас стрелять. Но ни одна их пуля не причинит нам никакого 
вреда.

— Ты думаешь, они такие плохие стрелки?

— Нет. Но наши ружья, как тебе известно, бьют гораздо дальше, чем те, что у них.
 Поэтому мы сможем держаться довольно далеко от них, не опасаясь, что они нас 
достанут.

— Уфф!

— Таким образом, они застрянут в кактусах и не смогут причинить нам никакого 
вреда.

— А вы? Что вы предпримете?

— Мы подождем, пока они не сдадутся. У нас есть вода, у них — нет.

— А если они не сдадутся?

— Тем хуже для них. Нам придется их уничтожить.

Вдруг на его лице мелькнуло некое подобие улыбки, и он сказал:

— Олд Шеттерхэнд умный человек, но и он не может предусмотреть все!

— Ты так думаешь? Может быть, ты знаешь путь, воспользовавшись которым команчи 
могут уйти из западни?

— Да.

— И этот путь мне неизвестен?

— Если бы ты о нем что-нибудь знал, ты бы сейчас говорил по-другому. Хуг!

На его лице появилось выражение лукавой безмятежности. Без сомнения, его 
осенила идея, каким именно образом команчи могут ускользнуть от нас. И эта идея,
 вероятно, казалась ему просто-таки блестящей, о чем можно было догадаться по 
восклицанию «хуг!» — в том, с какой интонацией он его произнес, угадывалось 
явное облегчение.

— Значит, ты уверен в том, что я его не знаю?

— Да.

— Но скажи мне: какой путь ты имеешь в виду?

— Олд Шеттерхэнд, неужели ты считаешь меня настолько глупым, что ждешь от меня 
рассказа о нем?

— Нет, глупым я тебя не считаю. Ты можешь мне ничего не говорить, это излишне, 
я и так уже все знаю. Но послушай: если ты думаешь, что Олд Шеттерхэнд 
предусмотрел не все, то ты ошибаешься и вообще плохо меня знаешь.

— Ну так скажи, о чем я сейчас подумал.

— Подожди немного! Даже если ты и нашел путь спасения для твоих воинов, я бы на 
твоем месте спросил себя: а придет ли и им в голову та мысль, которая кажется 
тебе такой удачной?

— Они наверняка до этого додумаются!

— Отлично! В таком случае, мы выставим своих часовых на обоих концах пути.

— Уфф!

На этот раз в его возгласе звучал испуг.

— Ну? — спросил я, смеясь. — Ты все еще думаешь, что Олд Шеттерхэнд 
предусмотрел не все?

— Я… не знаю… этого, — гневно ответил он.

— Зато я это знаю; мне известен настоящий путь к спасению, а тот, о котором 
говоришь ты, к сожалению, существует только в твоем воображении. Ты рассуждал 
вот как, я думаю: когда команчи окажутся запертыми в кактусах, они все же не 
должны терять надежды, у них еще есть ножи, и, воспользовавшись ими, они сумеют 
выбраться из западни. Прав я или нет?

— Уфф, уфф! — ответил он на