водителя, который знал бы прекрасно не только 
окружающую местность, но и самих краснокожих, их язык и обычаи. Вы смогли 
подслушать команчей и узнали все их коварные планы. Мы этого сделать не сумели 
и попали бы, ничего не замечая, в такую передрягу, что живым из нее скорее 
всего никто бы не вышел. За это собаки-команчи должны заплатить кровью. От 
нашего перекрестного огня ни один из них не убежит!

— Постойте, сэр! Это как раз тот пункт, по которому мы должны найти согласие, 
прежде чем твердо договоримся о поддержке, которую я вам обещал.

— Что такое?

— Я не убийца!

— Я тоже!

— Но сейчас здесь вы ведь хотите убивать!

— Убивать? Нет. Я призван воевать против индейцев, пока не добьюсь победы или 
пока они не сдадутся.

— А если они сдадутся без борьбы?

— И в этом случае они должны быть наказаны.

— Как вы себе это представляете?

— Я прикажу расстрелять каждого десятого или двадцатого, ну, может быть, 
тридцатого из них.

— Сомневаюсь, удастся ли вам такое! Но на нашу помощь, во всяком случае, не 
надейтесь!

— Что это вы надумали? Я совсем в вас не нуждаюсь, сначала, правда, вы будете 
мне нужны!

— Я тоже так думаю, и поэтому судьба краснокожих не в ваших, а в наших руках.

— Только в ваших?

— Да.

— Этого не может быть, мистер Шеттерхэнд.

— И тем не менее!

— Нет. Я, конечно, должен очень высоко ценить все, что вы сделали и хотите 
сделать еще, но могу потребовать, чтобы вы, в свою очередь, признали те права, 
которыми обладаю я.

— Абсолютно верно, если, конечно, вы их имеете. Однако давайте уточним, какими 
именно правами вы обладаете!

— Вы и я — союзники в борьбе против команчей; если мы победим, то оба должны 
решить, что делать с краснокожими. Вы, однако, должны согласиться, что без 
наказания здесь обойтись невозможно!

— Нет, на это я согласия не дам.

— Значит, у нас по этому вопросу разные мнения; но я надеюсь, что мы в конце 
концов придем к согласию. Если вы чуть-чуть уступите, уступлю немного и я, а в 
золотой середине мы объединимся, и каждый тогда сможет сказать, что его 
пожелания выполняются с той и другой стороны поровну.

— Для меня в этом не может быть середины. Если команчи будут сопротивляться, мы,
 конечно, применим свое оружие; если же они сдадутся, ни с кем не должно 
произойти ничего плохого. Это мое мнение, от которого я не откажусь ни в коем 
случае.

— Но, сэр, без наказания обойтись никак невозможно!

— За что вы собираетесь их наказывать?

— За то, что они бунтовали.

— Что вы называете бунтом? Если человек защищает свои права? Если индеец 
протестует против насильственного вытеснения его с мест исконного жительства? 
Если он требует от правительства соблюдения договоренностей, с помощью которых 
его, обведя вокруг пальца, обделили?

— Хм! Я убеждаюсь, что то, что о вас говорят, правда, мистер Шеттерхэнд.

— Что именно вы имеете в виду на этот раз?

— Что вы гораздо больше поддерживаете краснокожих, чем белых.

— Я в хороших отношениях с каждым добрым, честным человеком и в плохих 
отношениях с людьми, недостойными уважения.

— Но ведь краснокожие его недостойны!

— Хау! Не будем об этом спорить! Вы янки и к тому же офицер; я не стану 
обраща