стили своих лошадей 
вскачь, Олд Уоббл держался позади меня, а Олд Шурхэнд молча скакал на своем 
обычном месте возле меня.

Я был глубоко, глубоко… как бы назвать это? Расстроен? Нет, честное слово, нет. 
Я был обескуражен и опечален, как никогда прежде, я испытывал бесконечное 
сочувствие к старику, несмотря на насмешки и иронию, которыми он меня наградил. 
Ни отца, ни матери, ни брата, ни сестры! Никаких добрых советов он никогда не 
получал, ни одного раза не молился! И это был знаменитый король ковбоев! Моя 
угроза совершенно случайно сорвалась с языка; хотя именно так, а не иначе я и 
должен был сказать. Неужели я был орудием какой-то высшей силы? Когда позже эта 
угроза исполнилась почти буквально, мне показалось, что это я накликал страшную 
гибель старика. И чувство вины за это еще долго не покидало меня.

Итак, Олд Шурхэнд скакал бок о бок со мной, не произнося ни слова. Он все 
слышал и, я думаю, имел свое мнение относительно случившегося. Но в конце 
концов он прервал свое молчание, задав мне вопрос:

— Можно вас побеспокоить, сэр? Я вижу, вы глубоко задумались.

— Буду признателен, если вы отвлечете меня от моих мыслей.

— Вы знаете, наверное, что о вас много говорят и при этом всегда подчеркивают, 
что вы весьма набожны.

— Вы хотите сказать, что меня считают лицемерным ханжой?

— Нет, это совсем не так.

— Ну и что, здорово потешаются люди над этой так называемой набожностью?

— Нет, потому что свои взгляды на религию вы подтверждаете своими поступками. И 
это очень импонирует многим и лично мне тоже. Я нахожу вас именно таким Ведь вы 
со мной не обменялись еще ни одним словом о религии.

— Так в этом, наверное, просто нет нужды!

— Вряд ли в этом дело.

— Почему вы так думаете?

— Потому что… хм! Скажите, сэр, ваша жизнь вам нравится? Я имею в виду вашу 
духовную жизнь. Всегда ли она спокойно и ровно идет? Вы, вероятно, в детстве 
слышали, что есть Бог, и поверили в него; эта вера никогда не нарушалась и 
живет в вашем сердце, как красивая детская сказка. Я так думаю и, мне кажется, 
не ошибаюсь.

— Ошибаетесь.

— Неужели?

— Да, вы ошибаетесь. Ведь не бывает победы, если не было борьбы. Моя внутренняя 
жизнь полна событиями не меньше, чем внешняя, видимая всем. Течение жизни души 
не всегда проходит ровно между определенными берегами; в нем бывают свои штормы 
и волнения, свои подводные рифы и мели, засухи и половодья.

— Так вам, значит, тоже пришлось бороться?

— Да, и часто с напряжением всех своих сил! Но в этой борьбе я всегда обретал 
какую-то священную уверенность в своей правоте и убежденность. Очень много 
людей идут по жизни, не стремясь к ясности; есть Бог или нет, им все равно; 
подобное поведение ввергает меня в отчаяние. Единственной и высшей целью моего 
существования стало познание. Мне повезло: у меня были глубоко верующие 
родители. Меня нежно любила моя бабушка, умершая в возрасте девяноста шести 
лет; она жила в Боге, привела и меня к нему и крепко при нем держала. Детская 
вера, полная любви и доверия — вообще нечто совершенно особенное и 
необыкновенное. Я, когда был еще ребенком, каждое утро и вечер, да и много раз 
в течение дня приносил любимому Богу свои маленькие просьбы и мечты. Я 
вспоминаю, что однажды у сестренки сильно болел зуб и ничто ей не помогало; и я,
 сопереживая ей, сказал: «Паулиночка, я сейчас пойду в спальню и попрошу у Бога,
 чтобы он помог, и все пройдет!» Вы можете смеяться надо мной, сэр, но боль 
действительно прошла!

— И не подумаю! Только тот, кто враг самому себе, может над этим смеяться!

— Я бы мог вам многое рассказать про удивительные желания и просьбы, которые я 
обращал к Богу в детстве; у него, наверное, есть ангелы, которым он может 
поручить выполнение таких просьб. Позже, уже школьником, я об этом часто 
задумывался. Но вот в школе появился неверующий учитель, возведший свое неверие 
в принцип. Я в то время изучал древневрейский, арамейский, древнегреческий, 
чтобы читать Священное писание в оригинале. Моя детская вера растворилась, 
сомнения появились, как только началось ученое буквоедство; неверие росло день 
ото дня, из ночи в ночь, потому что я посвящал свои ночи фривольным похождениям,
 надеясь обрести истину только с помощью своего собственного разумения. Какая 
самоуверенность! Однако Бог был милосерден ко мне и мою самоуверенность путем 
учения привел к пониманию того, что вера, вошедшая в сердце с детства, — 
истинна. Мои путешествия помогли мне узнать все разновидности форм религии. Я 
постигал не только христианство, считающееся выше всех вероучений; я штудировал 
Коран, веды, Заратустру и Конфуция. Эти учения, однако, не поколебали моей веры,
 как ранее это сделали труды наших «великих философов», которые ещ