акончена. Однако, по поводу старого индейца я уж и не 
знаю, что думать.

— Почему?

— Он повел себя как самый настоящий трус, хотя, когда взревела пантера, ни один 
мускул не дрогнул на его лице. Этого я что-то никак не могу взять в толк.

— Я внесу ясность. Разобраться в этом не составит большого труда.

— Так вы знаете старика-индейца?

— Никогда прежде не видел, но многое слышал.

— Я тоже слышал, как он назвал свое имя, но это было такое слово — язык 
сломаешь!

— Это язык его отцов. Он использовал его, чтобы этот Полковник не догадался, с 
кем имеет дело. Его имя Нинтропан-Хауей, Большой Медведь, а его сына зовут 
Нинтропан-Хомош, что означает Маленький Медведь.

— Разве это возможно? Конечно же, я слышал о них, и не раз! Индейцы племени 
тонкава вымерли, и только два Нинтропана, унаследовавшие от предков 
воинственный дух, скитаются по горам и прериям.

— Да, они оба смелые парни. Теперь, пожалуй, вы не будете думать, что они 
струсили.

— Любой другой индеец убил бы наглеца на месте!

— Возможно. А вы разве не видели, что сын держал под покрывалом нож или 
томагавк? Только хладнокровное лицо отца заставило его охладить пыл. Могу вас 
уверить, что нам, белым, понадобится в три раза больше времени там, где индейцу 
нужна лишь секунда. С той минуты, когда негодяй ударил старика по лицу, его 
смерть неотвратима так же, как и их месть. Кстати, когда вы называли свое имя 
Полковнику, мне показалось, что оно немецкое. Выходит, мы земляки?

— Как, сэр? Вы тоже немец? — удивленно воскликнул Гроссер.

— Конечно. Моя фамилия Винтер. Мне тоже предстоит проделать на пароходе немалый 
путь, и у нас еще не раз появится возможность побеседовать.

— Если вы до этого снизойдете, то окажете мне великую честь.

— Не надо комплиментов. Я лишь вестмен, не более.

— Да, но любой генерал, в конце концов, тоже не больше чем новобранец, то есть 
— солдат.

— Если вы и себя причисляете к новобранцам, значит, на Западе вы совсем 
недавно?

— Нет, — уклончиво ответил бородач, — я тут несколько дольше. Меня зовут Томас 
Гроссер. Настоящие имена здесь не в ходу, из Томаса получился Том, а благодаря 
густой бороде родилось прозвище Черный Том.

— Что? — настала очередь удивляться охотнику. — Вы и есть Черный Том, 
знаменитый рафтер? [8 - Плотогон.]

— Меня зовут Том, я рафтер, но так ли уж я знаменит?

— Конечно, уверяю вас моим рукопожатием.

— Но не так громко, сэр. Полковник не должен слышать мое имя, иначе он узнает 
меня.

— Так вы уже имели с ним дело?

— Да, приходилось. А вы его не знаете?

— Вижу впервые.

— Взгляните только на его бороду и рыжие волосы, это же Бринкли!

— Как вы сказали?! Так это он — Рыжий Бринкли, за которым сотни безнаказанных 
темных делишек?

— Он самый, сэр. Я его узнал.

— Тогда присмотрю за ним повнимательнее, а заодно и вас получше узнаю. Похоже, 
вы — человек, который мне нужен. Если у вас ни перед кем нет больших 
обязательств, то принимайте мое предложение.

— Ну, — несколько сконфуженно ответил Том, опустив глаза, — честь, которую вы 
мне оказываете, ценнее любого другого предприятия. Но дело в том, что сейчас я 
с