е. Тут же я бросился в лес, чтобы позвать 
сыновей. Нам втроем нечего было бояться этих шестерых, но, когда мы появились, 
их уже не было. Конечно, теперь требовалась осторожность; несколько дней никто 
не удалялся от блокгауза, но на четвертый день кончилась пища, и я с одним из 
сыновей отправился на поиски живности. Никаких следов рафтеров мы не обнаружили,
 а когда возвращались и тихо пробирались через лес, неожиданно увидели 
опасность, подстерегавшую нас на расстоянии, быть может, двадцати шагов — за 
деревом стоял предводитель рафтеров. Он целился не в меня, а в моего сына. Если 
бы я тогда сразу пристрелил этого парня, на что имел полное право и что просто 
должен был сделать, то не лишился бы сыновей и не стал бы вдовцом. Но я никогда 
ни за что не убью человека просто так, поэтому мы успели быстро подскочить к 
нему, вырвали ружье, нож и пистолет, а я так приложил ему, что он на какой-то 
миг больше не поднимался с земли, чем усыпил мою бдительность. На самом деле он 
не потерял сознание и оказался проворнее меня, ибо в мгновение ока вскочил, 
бросившись прочь, прежде чем я успел протянуть к нему руку.

— Дьявольщина! За эту оплошность ты вскоре поплатился! — вырвалось у кого-то. — 
Бьюсь об заклад, что этот человек отомстил за твой удар!

— Да, он отомстил мне, — кивнул старый Блентер и поднялся. Казалось, что 
старого рафтера душили воспоминания. Он походил взад-вперед, а потом снова сел 
и продолжил: — С охотой нам повезло, и мы скоро вернулись домой. Когда я пошел 
за дом, чтобы сложить добычу, мне показалось, что я услышал крик ужаса, но, к 
сожалению, не обратил на него внимания. А потом, войдя в дом, я увидел у очага 
моих людей, моих родных, связанных, с кляпами во рту. В тот же миг меня 
схватили, скрутили и бросили на пол. Пока нас не было, рафтеры пришли, напали 
на жену и младшего сына, а потом поджидали и нас. Когда старший сын раньше меня 
зашел в дом, бандиты кинулись на него, и он едва успел, чтобы предупредить меня,
 издать короткий крик, на который я не среагировал, думая, что мне померещилось.
 Я ничего не успел понять, как уже лежал связанный, даже не помышляя о 
сопротивлении. В рот потом мне воткнули какие-то тряпки, чтобы я не издал ни 
звука.

— Ты сам виноват! Почему ты потерял осторожность? Тот, кто враждует с рафтерами,
 должен остерегаться вдвойне!

— Верно, но тогда у меня не было нынешнего опыта. Убей рафтеры мою корову 
сейчас, я бы тотчас перестрелял бы их, как куропаток! Но, дальше! Они собрали 
суд, на котором объявили меня преступником. Негодяи добрались до моего бренди и 
так напились, что не только потеряли человеческий облик, но даже и на зверей не 
были похожи, превратившись в настоящих бестий. Наша смерть должна была стать 
карой за избиение их предводителя. В отместку за мой удар тот потребовал, чтобы 
нас попросту забили насмерть. Двое согласились с ним, но трое оказались против, 
однако решение все равно было принято. Всех вытащили во двор. Первой была моя 
жена. Связав ее, бандиты начали бить ее палками. Один из них в приливе 
внезапной жалости быстро всадил ей пулю в голову. Сыновьям повезло меньше: они 
были методично забиты насмерть. А я лежал и должен был на все это смотреть, ибо 
оказался последним! Люди, говорю вам, тот час показался мне вечностью! Я не 
буду и пытаться рассказывать, какие мысли и чувства у меня были тогда! Я был 
как безумный, но не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Потом пришла моя очередь,
 но я не чувствовал ударов. Помню только, что внезапно услышал грозный окрик, 
который прозвучал со стороны кукурузного поля. Рафтеры не сразу обратили на 
него внимание, и тогда раздался выстрел, а я к тому времени совсем обессилел.

— Пришли люди, которые спасли тебя?

— Люди? Нет, он был один! Уже почти в забытьи я успел подумать, что моя жизнь 
не стоит и пенни, если не произойдет чуда. Вот тогда я услышал окрик и выстрел. 
Выстрел был предупреждающий, в воздух, ибо человек поначалу не знал, что имеет 
дело с убийцами. Когда потом мой спаситель быстро приблизился, один из бандитов 
в ужасе выкрикнул его имя, так как узнал его лицо. Трусливо убивать им было не 
трудно, но теперь эти шестеро даже не рискнули сопротивляться одному человеку, 
ибо настоящего мужества у них не было ни на грош. Без оглядки они кинулись в 
лес, прикрываясь домом, как щитом.

— Должно быть, твой спаситель был знаменитейшим вестменом, прошедшим огонь и 
воду, — сделал вывод кто-то.

— Вестменом? Нет! Он был индейцем! Да, люди, говорю вам, меня освободил 
краснокожий!

— Краснокожий? И он вселил такой страх, что шесть бандитов бросились наутек? 
Никогда не поверю!

— Не сомневайся! Ты и сам, если бы задумал что худое, побросал бы все на свете, 
ибо им был не кто иной, как Виннету!

— Виннету, апач? Твое счастье! Тогда это очень даже похоже на правду. А он и в 
те времена был так знаменит?!

— Тогда, конечно, молва о нем только начинала расходиться, но один из негодяев, 
тот, кто первым узнал во