Его люди тоже заметно оживились.

— Да, Олд Шеттерхэнд, — проговорил тот. — Вам знакомо это имя?

— Я знаю его, мы все его хорошо знаем. И этот человек вы… вы, сэр?

Лейтенант испытующе взглянул на вестмена, при этом его лицо выражало сомнение. 
Но в тот момент его взгляд упал на упомянутый штуцер с шарообразным затвором, и 
тотчас выражение его лица изменилось:

— Смотри! Это штуцер — «генри», сэр?

— Он самый, — кивнул вестмен. — А вы знаете это оружие?

— Я не видел ни одного экземпляра, но ружья мастера Генри мне описывали 
подробно. Мастер был большим чудаком и изготовил всего несколько таких штуцеров,
 поскольку опасался, что, если многозарядные штуцеры войдут в серийное 
производство, индейцы и бизоны будут быстренько уничтожены. В основном, они все 
пропали, и только Олд Шеттерхэнд владеет последним единственным экземпляром.

— Это правда, сэр. Из тех одиннадцати или двенадцати штуцеров — «генри», 
которые были сделаны, у меня остался последний, а остальные бесследно исчезли 
на Диком Западе вместе с их владельцами.

— Значит, вы действительно… этот Олд Шеттерхэнд, знаменитый вестмен, который 
одной рукой может заставить поклониться земле бизона и уложить наповал ударом 
кулака самых сильных индейских воинов?

— Я уже сказал. А если вы еще сомневаетесь, можете в этом убедиться, ибо мой 
кулак сбивает с ног не только индейцев, но и белых.

— Нет, сэр, благодарю! Я верю вам, и никакие доказательства мне не нужны. У 
меня только один череп, и сомневаюсь, что смогу его заменить. Прошу прощения, я 
прежде был не очень вежлив! У нас есть повод заглянуть в лицо таким известным 
людям, как вы. Не будете ли вы так любезны поехать с нами? Мои друзья не только 
были бы очень рады, но и почли бы за честь встретить такого гостя.

— А куда вы едете?

— В Форт-Мормон.

— Сожалею, что не могу принять ваше предложение, ибо мы движемся в 
противоположном направлении. У меня в условленное время встреча с друзьями.

— Мне искренне жаль. Могу я спросить, сэр, куда вы направляете своего коня?

— Сначала в горы Элк, как я уже говорил, а оттуда на другую сторону, в горы Бук.


— Тогда должен вас предостеречь, — офицер заговорил деликатным тоном, будто 
стоял перед высоким начальством. — Здесь рыскают краснокожие!

— Благодарю, но не представляю, какая опасность может мне угрожать с их стороны.
 Сейчас краснокожие живут в крепком мире с белыми, а тем более юта, о которых, 
должно быть, идет здесь речь, уже несколько лет не давали никакого повода, 
чтобы возбудить к ним недоверие.

— Это верно, но именно поэтому они разгневаны еще больше. Мы точно знаем, что 
юты недавно вырыли топор войны, и по этой причине постоянно патрулируем между 
Форт-Мормоном и Форт-Индианом.

— Это правда? Мы ничего не знали.

— Не удивительно, вы едете из Колорадо, а вести об этом туда еще не дошли. Ваш 
путь идет как раз по территории юта. Я знаю, что имя Олд Шеттерхэнда в почете у 
всех индейских народов, но не перенадейтесь, сэр! У юта есть основания 
гневаться на белых.

— Какие?

— Группа белых золотоискателей напала на их лагерь, чтобы забрать лошадей. Все 
произошло ночью. Юта проснулись и стали обороняться, но значительно лучше 
вооруженные белые застрелили многих воинов, увели лошадей и прихватили с собой 
все остальное. Рано утром собравшиеся с мыслями краснокожие пустились в погоню. 
Снова началось сражение, поскольку индейцы настигли воров, и снова пролилось 
много крови — погибло более шестидесяти индейцев, но и много белых, из которых 
только шестерым удалось уйти. Теперь юта рыщут по округе в поисках этих 
шестерых, кроме того, они выслали парламентеров в Форт-Юнион требовать 
возместить убытки: за каждого коня им должны дать другого, за утраченное 
имущество — тысячу долларов, а за каждого убитого индейца — по два коня и руж