роллом и Горбатым 
Биллом.

— Сэр, — обратился он к последнему, — позвольте один вопрос — есть ли среди вас 
немцы?

— И очень много, — ответил Горбатый Билл.

— Действительно? Кто же, например?

— Ну, прежде всего сам Олд Файерхэнд. Потом могу вам назвать толстого Тетку и 
сидящего там Черного Тома. Есть здесь и юный Фред, которого вы видите на другой 
стороне.

— Хм, среди названных, кажется, нет того, кого я ищу.

— Что? Кого вы ищете?

— Некоего мистера Пампеля.

— Пам… пам… пам… Пампеля? — вырвалось у горбуна, и он чуть не подавился лающим 
смехом. — Боже! Что за имя! Кто сможет произнести его! Пам… пам… как там? Я 
должен услышать его еще раз.

— Мистер Пампель, — снова повторил мастер, после чего остальные подхватили смех 
горбуна. Со всех сторон послышались лающие, ревущие, пищащие на разные лады 
голоса. Не было ни одного, у кого на лице не проскользнула хотя бы улыбка. Ни 
одного? Все же нет. Мина Дролла оставалась совершенно бесстрастной. Дролл 
отрезал себе громадный кусок бизоньей ляжки, набил полный рот и продолжал чинно 
и с истинным наслаждением жевать, даже не сразу услышав голос Билла:

— Нет, сэр, тут вы, должно быть, ошиблись ила спутали. Среди нас нет никакого 
Пампеля.

— Но Олд Файерхэнд назвал это имя! — повысил голос Уотсон.

— Вы его, наверное, не расслышали или неправильно произносите. Я убежден, что 
каждый из нас пустил бы себе пулю в лоб с такой фамилией. Ты согласен со мной, 
старый Дролл?

Дролл на секунду прекратил жевать и ответил:

— Пулю? Это мне и в голову не приходило!

— Ты, конечно, можешь говорить так, поскольку сам не Пампель. Если бы ты носил 
такую фамилию, как пить дать, не стал бы появляться на людях!

— Но я же нахожусь среди вас!

Он подчеркнул последнее слово, но Билл не понял и смерил его удивленным 
взглядом:

— Значит, у тебя эта фамилия не вызывает смеха?

— Нет. Я не стал бы оскорблять товарища, тем более, что он действительно 
находится среди нас.

— Как? Этот Пампель здесь?

— Конечно.

— Дьявол! Кто же это?

— Я, собственной персоной.

Билл подскочил:

— Ты, ты сам этот Пам… пам… пам…!

Он не смог сдержать смеха; другие тоже не могли совладать с собой. Это 
усугублялось еще и тем, что Дролл продолжал оставаться совершенно серьезным и с 
таким видимым удовольствием жевал мясо, словно сказанное к нему вовсе не 
относилось. Но, едва проглотив последний кусок, он вскочил, осмотрелся и 
крикнул так, чтобы слышали все:

— Господа, теперь шутки в сторону! Никто не виноват в своем имени, а кто будет 
насмехаться над моим, налетит на серьезные неприятности! Пусть берет нож, и мы 
поговорим с ним в сторонке. Посмотрим, кто будет смеяться последним!

Тотчас воцарилась глубокая тишина.

— Но, Дролл! — начал оправдываться Билл. — Кто мог предположить, что это ты! 
Фамилия действительно очень оригинальная. Мы не хотели тебя оскорблять, и я 
надеюсь, что ты не обидишься на мои слова.

— Well, я не буду сердиться, ибо знаю, что слово действительно звучит 
неблагозвучно. Но теперь вы знаете мое имя и должны оставить его в покое.

— Естественно! Само собой! Но почему ты до сих пор молчал? Ты вообще из тех 
молчунов, что не очень охотно рассказывают о своих прежних делах.

— Неохотно? Кто это сказал? Я с удовольствием поведаю о своем прошлом, но все 
должно быть к месту, а пока я еще ни разу не имел возможности о нем поговорить.

— Так наверстай упущенное! О нас всех ты знаешь. Мы уже давно сроднились и 
должны хорошо знать друг друга. Вот только о тебе мы не знаем ничего, почти 
ничего.

— Знать-то особо и нечего. Впрочем, откуда я родом вы знаете.

— Да, из Лангенлейбы в Альтенбурге.

— О моем отце тоже слышали. Кто знает положение вещей за океаном и помнит, что 
мой отец занимался чем ни попадя, тот сразу скажет, что он был человеком беднее 
некуда, но сограждане уважали его. Нас было почти дюжина — вечно голо