оставив после себя двух сыновей: Петруса Михаэля и 
Маркуса Авессалома, которые унаследовали те самые сто тысяч талеров. Деньги им 
прислали из Файетта, что в Алабаме.

— Точно, все сходится! Вы назвали столько мест и лиц, знакомых мне, что я 
теперь не сомневаюсь — вы действительно мой кузен.

— Хо, да у меня есть доказательства и получше! Мои документы, которые я храню 
как святыню! Они всегда со мной, вот тут, на сердце, и я могу их вам прямо 
сейчас…

— Нет-нет, это потом, — прервал его темноволосый, — я верю. Несомненно, вы 
должны знать и то, почему все пятеро братьев и их сыновья носят подчеркнуто 
библейские имена?

— Таков был семейный обычай, передававшийся из поколения в поколение.

— Верно! Этот обычай стоило бы продолжить и здесь, в Штатах! Ведь у американцев 
такие имена в чести. Мой отец был третьим по старшинству братом, его звали 
Давид Маккавей, и он остался жить в Нью-Йорке. Меня самого зовут Хазаэль 
Вениамин. Двое младших братьев отправились дальше, в дикие края, осев в городе 
Файетт, в штате Алабама. Самого младшего звали Иосиф Хабакук. Он умер бездетным 
и оставил огромное состояние. Четвертый брат, Тобиас Олоферн, тоже скончался в 
тех краях. У него остался единственный сын Нахум Самуэль. Так вот, именно он-то 
и есть мошенник!

— Как это?

— Мой отец поначалу переписывался с обоими братьями, но те давали о себе знать 
все реже. Расстояния в Штатах огромные — даже братья могут потерять друг друга 
из виду. После смерти отца я продолжил его дело. Зарабатывал я побольше, чем на 
пропитание. Тогда же повстречал я в Хобокене одного немца, по его словам, из 
Плауэна. Вполне понятно, я расспросил о родных и, к немалому удивлению, узнал, 
что родственнички унаследовали от дяди Хабакука из Файетта сто тысяч талеров. А 
мне не досталось ничего! Имея равные права на наследство, я принялся пачками 
писать письма в Файетт, но не получил ни строчки ответа! Тогда я, решившись, 
продал свое дело и отправился в путешествие.

— Вы поступили верно, дорогой кузен! Ну и?..

— Результатов никаких — птичка упорхнула бесследно!

— Какая птичка?

— Догадаться нетрудно! В Файетте знали, что старый Иосиф Хабакук умер не бедным,
 но что он был так богат, никому и в голову не приходило! Весьма вероятно, 
жадность заставляла его скрывать свои богатства. Его брат, Тобиас Олоферн, умер 
в неимоверной бедности еще раньше. Хабакук сразу взял в свое дело сына 
покойного, родного племянника, Нахума Самуэля. Этот Нахум Самуэль и есть та 
птичка! Хотя после смерти Хабакука Самуэлю все же пришлось выслать сто тысяч 
талеров в Плауэн, с остальными деньгами, в том числе и с моей законной долей, 
он просто сбежал, подлец! Вот так и плакали мои денежки!

— Стало быть, и мои тоже? Мерзавец! Мой отец уехал из Плауэна, потому что 
вконец рассорился с братом из-за конкуренции в оружейном деле. Вражда их 
продолжалась и позже. Несмотря на расстояние, вскоре они ни знать, ни видеть 
друг друга не желали. Потом отец умер, его брат в Плауэне тоже. А как-то раз 
его сыновья написали мне, что в наследство от американского дядюшки Хабакука 
они получили сто тысяч талеров. Я тут же отправился в Плауэн, чтобы узнать все 
подробнее. А там, естественно, царило веселье. Обоих кузенов уже величали не 
иначе как «наследники Тимпе». Они забросили свои дела и стали жить как князья. 
Все же приняли они меня очень хорошо, я даже несколько недель погостил у них. О 
былой вражде никто не упоминал, но и о моей доле тоже. Кузены похвалялись 
богатством, а делиться со мной вовсе не собирались. Отдавшись первому порыву, я,
 как и вы, прекратил все дела и отправился в Америку, а из Нью-Йорка поехал 
прямо в Файетт.

— Значит, вы тоже! И что вы узнали в Файетте?

— Не больше вашего. Меня еще и подняли на смех. Мне там сказали, что здешние 
Тимпе никогда не жили зажиточно.

— Чепуха! Скажите, знали ли вы тогда английский?

— Нет, — чуть сконфузился светловолосый.

— Вот вас и обвели вокруг пальца. Что вы делали потом?

— Поехал в Сент-Луис, хотел устроиться работать у мистера Генри, изобретателя 
знаменитого