|
апрягают волов, чтобы сразу после нашего
возвращения отправиться в Тусон.
— Прямо сейчас? Ночью? Вообще-то мы хотели выспаться и намеревались ехать
только утром.
— Это невозможно. Обстоятельства вынуждают нас забыть об отдыхе.
В этот миг оттуда, где находились женщины, неожиданно раздался звучный бас:
— Слушайте, вы! Ничего у вас не выйдет! Люди должны отдохнуть, скот — тоже. Мы
останемся здесь!
Сэм повернул голову и в удивлении вскинул брови — слова эти слетели с уст
женщины. Подобного возражения, да еще от прекрасной половины и в таком тоне
старик явно не ожидал. Хокенс окинул придирчивым взглядом свою оппонентку: та
своим решительным видом очень напоминала мужчину. Гори костер ярче или
происходи все ясным днем, Сэм заметил бы, как под острым носом женщины
виднелась темная полоска… усов.
— Эй, вы только посмотрите! — повысила голос женщина, поймав на себе взгляд
вестмена, и продолжила на родном ей саксонском диалекте: — И не надейтесь на
иное: нормальные люди путешествуют днем, а по ночам спят! Так всякий может
заявиться и устраивать свой порядок!
— Но я предлагаю вам это ради вашей же безопасности, дорогая… — ответил Сэм.
— «Дорогая»? Не надо тут сказки рассказывать! — женщина резко махнула рукой. —
Порядочный человек здесь, в Америке, никогда не станет будить людей среди ночи.
Дома я, может, еще и стерпела бы, но на чужбине надо вести себя учтивее!
Понятно вам?
— Я вас очень хорошо понимаю, дорогая, однако думаю…
— Опять «дорогая»? — она прерывала малыша. — Я не ваша дорогая! Вы знаете, кто
я, собственно?
— Конечно. Вы супруга одного из этих четырех джентльменов.
— Джентльменов?! Говорите по-немецки, когда перед вами стоит настоящая немецкая
фрау! Я — фрау Эбершбах, урожденная Моргенштерн и овдовевшая Лейермюллер. Вот
это, — она указала на одного из трех молодых поселенцев, — мой теперешний
супруг, герр Шмидемейстер Эберсбах. Обратите внимание: так только пишется, а
произносится Эбершбах! Он не станет плясать под вашу дудку, а сначала подойдет
ко мне, потому что я на одиннадцать лет его старше и имею больше разума и опыта,
нежели он! Я остаюсь здесь, и он, следовательно, тоже. Во время сна никто
никуда не поедет!
Поскольку никто из поселенцев не возразил разбушевавшейся мадам, старый Сэм,
хитро прищурившись, окинул взором людей в кругу и произнес:
— Раз господа привыкли подчиняться этой очень энергичной леди, мне остается
только одно: просто попросить вас сделать исключение…
Сэм хотел договорить, но суровая фрау не дала ему это сделать:
— О, да что вы там говорите! Исключение! Будто я позволю… Вы меня плохо знаете!
Что вы уставились на меня? Не нужно корчить такие гримасы! Видели мы и не таких,
понятно? Кто за все платил? За переправу, за весь путь сюда, а? А кто будет
это делать дальше? Я, и только я! Теперь вы знаете все, и мы спокойно пойдем
спать.
Снова никто из мужчин не сказал ни слова против. Даже Шмидт промолчал, хотя и
был вожаком или, скорее, хотел им казаться. Тогда Сэм встал и сказал совершенно
равнодушно:
— Как пожелаете. Пожелаем друг другу спокойной ночи, если не ошибаюсь. Это
последнее, что вы сделаете, ибо я убежден, что сегодняшний сон станет для вас
роковым, хи-хи-хи!
Старик разверну
|
|