и хотел услышать. Конь был умен — он «говорил». Теперь 
я спокойно мог исполнить свое намерение, и барьер, как выразился бы скаковых 
дел мастер, был «элегантно взят».

— Удалось! Теперь лошади принадлежат ему! — расколол тишину многоголосый хор.

Папперман молниеносно вырос за моей спиной. Я передал ему жеребца, чтобы он 
отвел его во двор к остальным.

— А ну, стой! Стоять там! — заорал Хоуи. — Жеребец наш, остальные тоже! Давайте 
их сюда!

С этими словами «художник» вцепился в поводья лошади. Я решительно шагнул к 
нему с криком:

— Прочь от коня! Считаю до трех: один… два… три!

Он упорствовал. Тогда я встряхнул его пару раз, а потом хватил кулаком так, что 
он влетел в объятья своих приятелей и рухнул на землю, увлекая за собой 
несколько человек. Пеон, оскорбивший меня, ринулся ко мне сжав кулаки, с 
криком:

— Хочешь подраться? Это тебе даром не…

Он не договорил. Ему помешал новый хозяин, предусмотрительно успевший собрать 
несколько дюжих молодцов, чтобы те в решающий момент могли сказать свое слово.

— Тихо! Заткни глотку! — рявкнул он пеону, а потом повернулся ко мне: — Здесь 
ресторан, а не боксерский ринг, и я никому не позволю размахивать кулаками! 
Сначала курица, а потом дела!

Хитрый парень. Чтобы осадить пеона, он обвинил меня, дав при этом понять, чтобы 
я не принимал его «размахивать кулаками» близко к сердцу.

— Ладно! — согласился пеон. — Пусть будет так! Сначала курица, потом лошади!

— Нет! — объявил Хоуи и, прихрамывая, направился к стулу. — Он должен сочинить 
нам музыку! Музыку обеденного стола! Пусть он дует в губную гармошку, а миссис 
Батлер сыграет на гитаре!

— Как пожелаете! — отозвался я, чувствуя, что одного урока еще недостаточно.

Подойдя к Душеньке, я вынул из куртки два револьвера и тихо спросил:

— Ты понимаешь, что сейчас может произойти?

— Да, — ответила она.

— У тебя хватит самообладания?

— Думаю, да!

— Тогда идем!

Я взвел оба револьвера и дал один ей. До этого момента оружия они видеть не 
могли. Теперь же я развернулся и подошел к столу, а Душенька последовала за 
мной. Подняв правую руку с револьвером, я произнес:

— А вот и моя гармоника!

— А вот и гитара! — подхватила Душенька.

— Игра начинается! — продолжал я. — Если кто-то из вас дотронется до оружия — 
ляжет с пулей в груди!


На несколько мгновений воцарилась глубокая тишина. Револьвер в руке моей 
Душеньки подрагивал. Другой рукой она держалась за меня. Но угроза в конце 
концов подействовала. Ни один из «художников» или пеонов не рискнул 
шевельнуться. Вокруг послышались возгласы одобрения.

— И курицу туда! — кричало, орало, смеялось и издевалось все, что имело голос.
 — Туда, туда! Курицу!

— Коррехидор идет! — услышал я. — Коррехидор!

Речь шла о господине бургомистре. За ним появились трое полицейских — наши 
свидетели. Но направлялись они сюда, как позднее выяснилось, не только по этой 
причине.

— Спрячьте револьверы, мистер Бартон! — обратился ко мне коррехидор. — Они 
послужили вам, а теперь, поскольку я сам займусь этим делом, они вам больше не 
понадобятся. Лошади и мулы ваши. Никто не может у вас их отнять. Ваши деньги 
тоже снова принадлежат вам!

— Ого! — выкрикнул упомянутый выше пеон, увидев, что наше оружие больше на него 
не направлено. — Вы забыли у нас спросить!

— Конечно, вас это тоже касается! Именно вас, мистер! Мне нужно знать ваше имя! 
Только настоящее, а не вымышленное!

— Мое имя?! — скис пеон. — Зачем? Знать не знаю никаких вымышленных имен!

— А я знаю целый десяток, которыми вы пользуетесь, чтобы укрыться от правосудия.
 Ваша настоящая фамилия — Корнер. Под последней чужой фамилией вас осудили в 
Спрингфилде за грабеж и конокрадство, но вы удрали!

— Э