ймешь, что я скажу. Карта пронумерована 
на древнем диалекте покончи языка майя. Вот внизу, в этом углу, стоит «йо-тук», 
то есть «пять раз по сорок», — стало быть, две сотни. А здесь, в другом углу, — 
«вук-лай», то есть «семь и десять», — значит, семнадцать. На этой карте стоит 
двести семнадцатый номер упомянутой библиотеки или одного из ее отделов. Я 
покажу ее Тателла-Сате, и он подтвердит, что она принадлежит ему.

— Ты не должен ничего ему показывать, она не его! Эта карта украдена, но именно 
сейчас и тобой. Ты вор!

— Молчи, иначе я заткну тебе глотку, старый мошенник! — перебил его Папперман.
 — Где братья Энтерс?

Упомянуть братьев было не самой плохой находкой. Краснокожие поняли, что мы не 
так плохо осведомлены, как, вероятно, они полагали. Они не смогли скрыть своего 
удивления и все же быстро овладели собой, а команч равнодушно спросил:

— Энтерс? Кто это?

— Два брата, которые пообещали передать нас в ваши руки. Теперь вы знаете 
достаточно, чтобы убедиться, что мы не имеем никакого желания пускать вам пыль 
в глаза. Еще одно слово, которое нам не понравится, — и вас крепко вздуют!

Конечно, было бы лучше, если бы Папперман дал сказать мне, но сегодня, после 
стольких лет, он снова захватил пленников, и я не мог не позволить старому 
вестмену ощутить себя на боевом коне. Шаманы тотчас притихли.

Я тщательно изучил карту, а потом решил посовещаться с Инчу-Интой, уверявшим 
меня, что отлично знает пещеру. Оказалось, что между картой и его рассказами 
много расхождений. Согласно карте, в долине был один вход в пещеру, перед 
которым мы как раз и находились, а наверху существовало три выхода: два узких и 
один широкий. По широкому можно было ехать верхом, и выходил он наружу за 
Таинственным водопадом. Оба узких ответвлялись от основной дороги и расходились 
в разные стороны. Один выводил в «замок», куда точно — неясно, потому что 
рисунок был слишком мелок. Другой вел во внутреннюю долину, к статуе Виннету.

Инчу-Инта понятия не имел ни об одном из трех выходов, хотя слышал, что в 
древние времена выходы из пещеры были засыпаны. Зачем это сделали, он не знал. 
Он утверждал, что ход поначалу широк и хорошо проходим, а потом вдруг 
становится узким и пропадает где-то в зарослях сталагмитов.

Кто прав, Инчу-Инта или карта? Наверное, более точна последняя. Итак, я решил 
положиться на карту, по крайней мере в отношении верхней части пещеры и 
находящихся там выходов. Но до того я мог полностью доверять знаниям «слуги». Я 
решил не оставлять здесь лошадей — зачем? Ведь нам не придется сюда 
возвращаться, если существует такой широкий и удобный выход, как обозначен на 
карте. Хотя Инчу-Инта настаивал на нашем возвращении вместе с лошадьми, я 
придерживался того мнения, что ни одному разумному человеку не взбредет в 
голову полностью засыпать три выхода. Я предполагал, что они лишь замаскированы,
 и положился на интуицию.

Перекусив, мы приготовились к обследованию пещеры. Мы сделали факелы, а когда 
открыли сумки, обнаружили там непромокаемые индейские покрывала, которые могли 
накинуть как плащи. Мы привязали шаманов к их лошадям, зажгли несколько факелов 
и начали подземный переход, от которого я ожидал великолепных результатов.

Мне понадобилось бы много страниц, чтобы хотя бы частично описать то, что я 
увидел в этой удивительной пещере, но я воздержусь. Она очень часто упоминается 
в завещании Виннету и является местом действия событий, о которых я. пока еще 
должен молчать. Мы ехали по удивительному, сказочному подземному миру. Впереди 
Инчу-Инта с факельщиком «Виннету», за ними я с Душенькой, следом пленники, а 
потом Папперман с остальными «Виннету», из которых каждый второй держал факел.

Дорога непрерывно шла вверх. Свод пещеры был так высок, что нам не пришлось 
слезать с лошадей. Лабиринты подземного пространства, по которому мы 
продвигались, не походили один на другой. Неожиданность следовала за 
неожиданностью. Снизу, навстречу сталактитам, тянулись вверх забавные 
сталагмиты, временами соединяясь с ними в трубки, колонны и другие чудеса 
природы-строительницы. К сожалению, для обстоятельных наблюдений у нас не было 
времени — мы продвигались вперед, только вперед