|
ах, отдушинах, углублениях…
— Совершенно верно, — кивнул я. — Но об огне ты не забыла?
— О чем ты?
— О чем? Ну и вопрос! Там можно задохнуться от дыма или выдать себя кашлем. Не
забывай, они разожгут пять костров! Огонь будут поддерживать сучьями и
хворостом. Окажись материал недостаточно сухим, поднимется такой чад, что там,
наверху, где ты хочешь спрятаться, мы и минуты не выдержим, если не отыщем
местечко, в котором нас не достанет никакой дым.
— Думаешь, там есть такое?
— Надеюсь. Ты права: надо подняться наверх. Но не слишком высоко, иначе мы
ничего не услышим! Надо узнать направление ветра и прикинуть силу тяги. Вход
дома открыт, все оконные отверстия сквозные, значит, тяга должна быть хорошей.
Но в какую сторону пойдет воздушный поток? Предлагаю испытать. До сумерек у нас
еще четверть часа. Идемте скорее внутрь, разожжем огонь и посмотрим, куда
потянет дым.
— Вот тут-то нас и сцапают! — вставил молчавший до этого Папперман.
— Там никого нет, — уверила Какхо-Ото. — Можно не опасаться.
Мое предложение было принято. Мы отправились к постройке, собрав по пути сухие
сучья. Снова вытащили лестницу. Папперман остался внизу раздувать огонь, а мы
вчетвером поднялись наверх, наблюдая за медленно разливающимся по всему храму
дымом. Обнаружив подходящее для нас место, мы спустились вниз, чтобы погасить
огонь и тщательно уничтожить его следы. Когда мы вернулись к месту нашей
стоянки, Какхо-Ото попрощалась с нами. Пока моя жена готовила у костра ужин, мы
растопили медвежий жир и сделали несколько маленьких свечек. Карабкаться в
темноте по торчащим из стены ступеням, да еще без какой-либо опоры и перил,
было все-таки опасно. Каждый неосторожный шаг грозил падением. Потому я и хотел
подняться один, вместе с Молодым Орлом. Душенька, собственно, была бы там
лишней, к тому же она все равно не поймет ни слова из переговоров, которые,
естественно, будут вестись на индейских наречиях. Но она больше боялась за меня,
чем за себя, и была убеждена, что в ее присутствии я стану вести себя гораздо
осторожнее.
Ближе к одиннадцати мы отправились в путь и дали Папперману наказ, если утром
он нас не дождется, осторожно провести разведку. Мы прихватили с собой
револьверы, хотя и не думали, что они нам пригодятся.
Подъем оказался тяжелее, чем раньше, поскольку пришлось тянуть за собой
лестницу. Я лез первым, за мной — Душенька, Молодой Орел — позади. Наконец,
добравшись до самого верха, мы спрятали лестницу в глубокой выемке, погасили
свечки и вылезли наружу.
Над нами нависал купол звездного неба. Ярко сияла луна. Матово-серебристый свет
исходил от зеркала озера, застывшего в обрамлении береговых зарослей.
Долго ждать нам не пришлось — вскоре мы заметили медленное движение
расплывчатых фигур индейцев. Многие тащили связки дров и хвороста. Мы насчитали
тридцать четыре человека. Разглядели мы и носилки, на которых несли вождя
кайова. Дождавшись, пока последний индеец не исчезнет внутри храма, и мы
проскользнули внутрь, погрузившись в кромешную тьму.
Снизу доносился едва различимый таинственный шорох. Никто не разговаривал.
Похоже, все было заранее и подробно спланировано. Вдруг внизу вспыхнула искра,
потом еще и еще. Появились маленькие огоньки, и вскоре запылали четыре костра,
образовав квадрат, в середине которого возвышался алтарь. Вокруг каждого костра
расположилась группа индейцев во главе с вождем. Дым не причинял нам
беспокойства, исчезая через отверстия с противоположной стороны. Свет огня
едва-едва пробивался наверх, и в мерцании пламени все пришло в движение: ниши,
мумии, скелеты, кости… Душенька схватила меня за руку и прошептала:
— Как все необычно! Это пугает меня!
— Хочешь уйти? — улыбнулся я.
— Нет, нет! Ведь такое никогда не повторится. Подумать только, мы как будто в
аду!
Слова ее не были преувеличением, но я уточнил, что мы в чистилище. Фигуры внизу
были жалкими душами, собравшимися вершить свое последнее черное деяние. Пока я
об этом раздумывал, прозвучали первые слова:
— Я Ават-Това, шаман команчей. Я говорю: пришла полночь!
— Я Онто-Тапа, шаман кайова. Я возвещаю о начале переговоров! — вторил ему
другой голос.
— Пусть начнутся! Пора начинать! — по очереди произнесли другие вожди.
Мы и теперь не могли узнать ли
|
|