Карл Май

Золото Виннету


Глава I. НА ЗАПАДНОЙ ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГЕ

Прошло уже немало времени с рассвета, и я успел проехать не одну милю. 
Солнечные лучи безжалостно жгли меня и моего гнедого мустанга, удваивая 
усталость. Пора было подумать об отдыхе. Передо мной тянулась волнистая 
бескрайняя прерия. Я не видел человеческого лица с тех пор, как пять дней тому 
назад сиу-оглала рассеяли наш небольшой отряд, и уже начинал тосковать по 
разумным существам: мне хотелось убедиться, что при столь долгом вынужденном 
молчании я не разучился говорить.
Расседлав и стреножив мустанга, я пустил его пастись в лощину, а сам поднялся 
на вершину холма, чтобы осмотреться. Оттуда, как на ладони, были видны все 
окрестности, и я мог не опасаться, что кто-нибудь подкрадется ко мне 
незамеченным и застигнет меня врасплох. А повод для таких опасений был, и 
весьма веский.
Наш отряд, насчитывавший двенадцать человек, Двинулся в путь с берегов реки 
Плат, чтобы спуститься по восточным отрогам Скалистых гор и перебраться в Техас.
 В то же время племена индейцев сиу вступили на тропу войны и покинули свои 
стойбища, чтобы отомстить за смерть своих сотоварищей, погибших в стычке с нами.
 Мы знали о нависшей над нами угрозе и принимали все мыслимые меры 
предосторожности, и все же встречи с одним из отрядов воинственных краснокожих 
избежать не удалось: нас окружили, половину перебили, а остальные, сумев 
прорвать кольцо, бежали в разные стороны.
Положение наше сложилось — хуже некуда, дай Бог ноги унести. Но заметать следы 
было некогда: наверняка индейцы шли за нами по пятам, и смотреть приходилось в 
оба. Согласитесь: лечь вечером спать, чтобы утром проснуться в Стране Вечной 
Охоты без скальпа — перспектива не самая приятная.
Итак, я улегся на вершине холма, достал из сумки кусок вяленого бизоньего мяса, 
натер его за неимением соли, порохом и принялся жевать, надеясь с помощью зубов 
превратить его в подобие пищи, которую можно было бы без риска для здоровья 
отправить в желудок. Утолив голод, я вытащил из кармана сигару собственного 
изготовления, закурил ее и принялся от скуки пускать дым кольцами и завитками, 
испытывая при этом такое наслаждение, словно я плантатор из Виргинии и курю 
листья лучшего в мире табака, сорванные в перчатках и скрученные нежными 
пальчиками девушек.
Я отдыхал, наслаждаясь покоем и ароматным дымом, когда на горизонте показалась 
точка, двигавшаяся в моем направлении. Я сразу же скатился вниз, чтобы меня не 
заметили, а сам продолжил наблюдение за всадником. Его лошадь двигалась так 
медленно, что ему потребовалось полчаса, чтобы преодолеть милю. Он сидел в 
седле по-индейски, то есть чуть ли не на шее животного, но, судя по одежде, это 
был белый.
К моей досаде, я заметил также, что за ним следуют четверо краснокожих. Достав 
подзорную трубу, я приник к окуляру и разглядел сиу-огалала, покрытых 
татуировкой, беспощадных и мстительных, по-видимому, из того отряда, который 
гнался за мной по пятам. Белый путешественник, сам того, возможно, не желая, 
привел ко мне моих врагов.
Тем временем путник приблизился ко мне настолько, что я уже мог разглядеть его. 
Это был худой, невысокий человек в шляпе, от которой осталась одна тулья. В 
прерии подобный головной убор ни у кого не вызывает удивления, но шляпа без 
полей подчеркивала в его внешности существенный и странный даже для Дикого 
Запада недостаток: у приближавшегося ко мне путника не было ушей, а ужасные 
шрамы на их месте свидетельствовали о том, что человека лишили их насильственно.
 На его плечах висела длинная попона, укрывавшая все тело, так что снизу 
выглядывали только длинные худые ноги в столь необычной обуви, что в Европе ее 
вид привел бы в изумление любого сапожника. Такую обувь носят аргентинские 
гаучо, и, чтобы смастерить ее, с лошадиной ноги снимают кожу чулком, а потом в 
этот чулок засовывается человеческая нога. Свежая, еще теплая кожа обтягивает 
ее, высыхает, стягивается, дубеет и, плотно схватив плюсну и лодыжку, 
превращается в великолепный сапог, единственным недостатком которого является 
полное отсутствие подметки, что, в конечном счете, не так уж и страшно — 
подошва человека, достаточно загрубевшая, вполне может ее заменить.
У седла незнакомца болталось нечто, отдаленно напоминающее ружье, хотя издали я 
принял этот предмет за палку, подобранную в лесу. Лошадь путника выглядела не 
менее нелепо, чем сам хозяин. У нее были длинные, как у верблюда, ноги, 
невероятных размеров ослиная голова, а уши, словно слишком большие и тяжелые 
для нее, висели, как у собаки ньюфаундлендской породы. Несуразное животное шло 
с низко опущенной головой, будто принюхиваясь к земле.
У любого человека, мало знакомого с нравами Дикого Запада, внешний вид всадника 
вызвал бы снисходительную усмешку, однако мне он показался, несмотря на всю его 
странность, одним из тех вестменов, о чьих достоинствах можно судить только 
после того, как с ним сойдешься поближе. По-видимому, он не догадывался, что за 
ним по пятам следуют четверо самых жестоких врагов, так как спокойно и 
безмятежно ехал своей дорогой и ни разу не оглянулся.
Когда нас разделяло не более сотни шагов, он наконец-то обратил внимание на мои 
следы. Трудно Даже сказать, кто первым заметил их — может быть, всадник, а 
может быть, и его лошадь. Но я собственными глазами видел, как лошадь