остановилась, опустила голову еще ниже, к самой земле, и стала коситься на 
отпечатки копыт моего мустанга. При этом она быстро двигала ушами, да так, что 
создавалось впечатление, будто какая-то невидимая сила пытается вырвать ей уши 
с корнем. Незнакомец решил было спешиться и осмотреть мои следы повнимательнее 
— затея в его положении совершенно ненужная и опасная, — и поэтому я крикнул:
— Не теряйте зря времени, сэр! Спускайтесь с холма!
Я тотчас же встал в полный рост, чтобы он мог меня увидеть и не принял за 
грабителя. Его кобыла подняла голову и навострила уши, словно пытаясь поймать 
ими звук моего голоса, и взмахнула в знак одобрения жалким обрубком хвоста.
— Так уж и быть! — ответил мне всадник. — Но в следующий раз, когда вам 
захочется поорать, делайте это потише — на этом Богом забытом лугу могут быть 
чужие уши, которым не обязательно все слышать. Пойдем, Тони!
Лошадь подчинилась, привела в движение свои длинные ноги и вскоре уже была 
рядом с моим мустангом. Видимо, он пришелся ей не по вкусу, потому что, 
посмотрев на него свысока, она с пренебрежением повернулась к нему той частью 
тела, которую мореходы именуют кормой. Старая кобыла явно принадлежала к 
нередкой в прерии породе верховых животных, которая живет исключительно для 
своего хозяина и ко всем остальным относится с недоверием и подозрительностью.
— Позвольте мне самому решать, как громко я могу говорить, — ответил я. — 
Откуда вы путь держите и куда направляетесь?
— Вам-то что за дело?
— Откуда вам знать, до чего мне есть дело, а до чего нет? Мы не успели 
обменяться и дюжиной слов, а я уже вижу, что вы вежливости не обучены. Должен 
вам заметить, я привык к тому, что на мои вопросы отвечают.
— Вы сразу показались мне достопочтенным джентльменом, — насмешливо отозвался 
незнакомец, поглядывая на меня с высоты своей клячи, — поэтому я готов 
немедленно дать вам требуемое объяснение.
И он показал рукой сначала назад, а затем вперед.
— Я прибыл оттуда, а еду туда.
Этот человек нравился мне все больше. Видимо, он принимал меня за сбившегося с 
дороги случайного искателя приключений, эдакую залетную птицу, решившуюся на 
свой страх и риск пересечь прерию в одиночку. Надо сказать, у него были на то 
основания, так как настоящий вестмен не придает совершенно никакого значения 
своей внешности, скорее даже нарочито пренебрегает чистой и опрятной одеждой, 
выставляя напоказ свои засаленные лохмотья, которые заменяют ему визитную 
карточку. Внешний вид тех, кто долгие годы живет на Диком Западе, никак не 
согласуется с приличиями, принятыми в обществе, а любого пристойно одетого 
человека вестмен принимает за щеголя и гринхорна, от которого следует ожидать 
подвоха. Я же совсем недавно приобрел в форте Рондэйл трапперскую обновку, а на 
оружии, от которого так часто зависела моя жизнь, не было ни единого пятнышка 
ржавчины. Именно эти два обстоятельства и ввели в заблуждение незнакомца, 
человека явно бывалого. Поэтому я не стал принимать близко к сердцу его 
невежливый ответ, показал, подражая ему, рукой вперед и невозмутимо произнес:
— Постарайтесь доехать «туда», желаю удачи! Но у вас появились попутчики, а вы 
их, кажется, и не заметили: за вами следуют четверо краснокожих!
Незнакомец изумленно уставился на меня. В его глазах зажглось веселье.
— Я не заметил четверых краснокожих?! Придет же такое в голову! К вашему 
сведению, эти джентльмены следуют за мной с раннего утра и горят желанием 
познакомиться со мной поближе, но по принятым у них правилам хорошего тона 
лучшее время для знакомства — ночь. Поэтому мне совершенно незачем оглядываться,
 я знаю, что они хотят дождаться темноты, чтобы напасть на меня. Но я опережу 
их и сам нанесу им визит вежливости. Только вот ведь незадача — раньше прерия 
была ровная, как блюдце, а здесь я вижу холмы… Значит, пора поговорить с ними. 
Подождите меня здесь минут десять, и вы увидите, как это делается. Боюсь, 
правда, что вы дадите стрекача от одного запаха краснокожих, такие люди, как вы,
 на дух их не переносят. Вперед, Тони!
Не удостаивая меня больше своим вниманием, он исчез вместе со своей клячей 
среди зеленых холмов. Я знал, что он собирается предпринять, так как и сам бы 
действовал подобным же образом, пытаясь зайти индейцам в тыл, пока они не 
разгадали хитрость.
Между тем краснокожие приблизились. До сих пор им не о чем было беспокоиться: 
они не спускали с вестмена глаз и были уверены, что тот достаточно далеко. 
Однако вскоре они должны были наткнуться на мой след и насторожиться. На всякий 
случай я проверил оружие и взвел курок.
В том месте, где след незнакомца пересекался с моим, индейцы внезапно 
остановились и сгрудились вокруг своего предводителя.
Я поднял было штуцер, но пустить его в дело мне не пришлось: из-за холма 
раздался выстрел, второй, и двое краснокожих замертво свалились с лошадей.
— И-хи-хии! — пронесся над холмами победный индейский клич.
Однако на этот раз кричал не индеец, а маленький охотник, пустивший лошадь 
вскачь — он делал вид, что собирается броситься после первых двух выстрелов 
наутек. Кляча его преобразилась. Она мчалась, вымахивая длинными ногами так, 
что из-под копыт летели комья земли, и прядала ушами; каждая жилка на ее теле 
напряглась, как струна, готовая лопнуть в любую минуту. Всадник и лошадь стали 
одним существом, вестмен даже бросил поводья, заряжая на скаку ружье. Он 
действовал ловко, уверенно и бесстрашно, тем самым подтверждая, что ему не 
впервой выходить победителем из схватки с самым жестоким и беспощадным врагом.
Вслед ему прогремели два выстрела, но пули просвистели мимо. Раздосадованные 
неудачей, индейцы бешено взревели, выхватили томагавки и бросились в погоню. 
Вестмен мчался без оглядки, но вдруг, не прибегая к поводьям, словно чудом