гостями.
— Мои братья шутят, — ответил я, про себя решив, что пора выкладывать последний 
козырь в затянувшейся игре. — Разве кто-нибудь из вас захочет напасть на Олд 
Шеттерхэнда? Разве вы забыли, что в стволе его ружья спрятаны души всех 
ракурроев?
Краснокожие смутились. Однако на их лицах, как я ни вглядывался в них, не было 
и следа ненависти или злобы. Я вел себя мужественно, согласно индейским 
понятиям о чести, поэтому для них не было позора в том, что они вели со мной 
переговоры.
— Пусть наш бледнолицый брат подождет, пока мы не вернемся, — сказали они и 
снова ушли.
На этот раз они совещались не более получаса. Те же трое старейшин, 
приблизившись ко мне, сказали:
— Мы даем свободу Олд Шеттерхэнду и его гостям на одну четвертую часть солнца!
Итак, ракуррои вспомнили о старом индейском обычае и не преминули 
воспользоваться им. Отпустив пленников на свободу на шесть часов, они 
собирались потом устроить на них охоту, в которой примут участие все воины 
племени. Поступив так, они спасали своих вождей, у нас же времени было слишком 
мало, чтобы уйти далеко. Воинственных команчей ждала славная потеха, и они 
наверняка уже предвкушали сладостные мгновения погони. Однако мы имели право 
покинуть их стойбище только к вечеру и скакать всю ночь, пока преследователи 
рыскали в темноте наугад. Было бы глупостью не согласиться на такие условия, но 
я все же решил поторговаться.
— Олд Шеттерхэнд согласен, но с условием, что его гостям вернут оружие.
— Они его получат.
— Моих гостей схватили, хотя они не замышляли ничего плохого. Вожди же должны 
получить свободу, хотя пытались убить меня. Такой обмен несправедлив.
— Чего еще требует наш белый брат?
— За удар ножом вожди дадут нам трех лошадей, которых я сам выберу из табуна. 
Им же я оставлю трех наших.
— Мой брат хитер, как лиса. Он знает, что его лошади устали, но пусть будет так,
 как он того хочет. Когда Олд Шеттерхэнд освободит вождей?
— Они будут свободны в то же мгновение, когда мы покинем стойбище краснокожих 
братьев.
— Вернет ли он нам души, заколдованные на белом листке и спрятанные в ствол 
ружья?
— Олд Шеттерхэнд дает слово, что не выстрелит их в воздух.
— Пусть Олд Шеттерхэнд уезжает куда хочет. Он великий воин и так же хитер, как 
и силен. Наверное, мозги вождей застилал туман, если они согласились выкурить с 
ним трубку мира. Хуг!
Теперь я мог уйти. Я медленно шел сквозь строй краснокожих к вигваму, где меня 
ждали друзья. Как только я переступил порог, они сразу же поняли, что я добился 
желаемого, однако молча смотрели на меня.
— Нам дали свободу на шесть часов.
— Свобода! — запрыгал как мальчишка Боб, и вдруг его радость как рукой сняло. — 
Только на шесть часов? А потом индейцы снова схватят массу Бернарда и Боба?
— Да, — с сомнением в голосе протянул Сэм. — Вот ведь незадача, крепко мы 
влипли! За шесть часов далеко не уйдешь, особенно пешком. А как быть с моей 
Тони?
— Ты получишь ее и все, что тебе принадлежит, так же, как и Виннету. Остальные 
лошади слишком устали, и хотя не хочется оставлять им моего мустанга, я 
договорился, что сам выберу трех лошадей из табуна.
— Чарли, ты умница! — рассмеялся Сэм. — Почему ты не пошел в купцы? Ты мог бы 
продавать снег зимой! Как тебе это удалось? Целых шесть часов времени и пять 
свежих лошадей! Этого вполне хватит, чтобы натянуть нос краснокожим. Надеюсь, 
ты не ударишь в грязь лицом и не выберешь на радостях старых козлов вместо 
коней.
Пока он зубоскалил, снаружи послышалось невнятное бормотание. Я выглянул из 
вигвама и увидел старуху, которая готовила для меня еду.
— Пусть бледнолицый идет за мной, — позвала она.
— Куда?
— Пойдем, я провожу тебя к Ма-Раму.
Я не мог не откликнуться на этот зов и пошел за старухой. У вигвама, в котором 
жили вожди, меня ждал верхом на коне Ма-Рам. Рядом стоял мой мустанг.
— Пусть мой брат следует за мной, я покажу ему, где пасется табун вождей,
Так вот, значит, в чем было дело! Я вскочил в седло и последовал за Ма-Рамом в 
прерию, где находился небольшой табун. Юноша ловко набросил лассо на вороного 
жеребца и подвел его ко мне.
— В прерии нет лучше коня, чем этот. Ма-Рам получил его от отца и дарит его Олд 
Шеттерхэнду за то, что он не отнял у него скальп.
Поистине королевский подарок был для меня неожиданностью. Такого вороного 
жеребца невозможно было догнать! Я поблагодарил юношу и, тут же выбрал лошадей 
для Бернарда и Боба. Виннету и Сэм, насколько я их знал, все равно ни за что не 
согласились бы на обмен.
На обратном пути Ма-Рам остановился у своего вигвама и пригласил меня войти. Я 
охотно принял его приглашение и прошел внутрь, где меня угостили пресным хлебом,
 так хорошо выпекаемым индейцами и считающимся у них лакомством. Уже прощаясь и 
выйдя из вигвама, я увидел темноглазую девушку, ту самую, что утром выглядывала 
из вигвама, когда я расправлялся с моими часовыми. Сейчас она приторачивала к 
моему седлу переметную суму с провизией. Заметив меня, девушка зарделась от