удовольствия чувствовать себя диковиной, на которую все пялят глаза.
Потом я увидел Какхо-Ото. Она вышла из вигвама с глиняной миской в руках и 
подошла ко мне.
— Мой отец разрешил мне принести тебе пищу. Ты примешь мой подарок?
— С удовольствием, — ответил я. — Но я не могу есть, у меня связаны руки.
— Я покормлю тебя.
Взяв нож, она принялась накалывать на его острие мелко нарезанное печеное 
бизонье мясо и подавать мне его в рот кусок за куском. Молоденькая индеанка 
кормила Олд Шеттерхэнда из своих рук, как ребенка! Несмотря на всю нелепость 
положения, меня разбирал смех, и я с трудом сдерживался. Хотя девушке, которая 
так милосердно отнеслась ко мне, кормить приговоренного к смерти не казалось 
чем-то особенным.
Мои стражники с серьезным видом наблюдали за нами. Когда я проглотил последний 
кусок мяса, один из них решил вознаградить девушку тем, что сказал:
— Какхо-Ото нравится Сэки-Лате.
Девушка взглянула на меня своими темными глубокими глазами, и я почувствовал, 
что краснею точно так же, как раньше она. Не сказав ни слова, она отвернулась и 
пошла назад, но через несколько шагов остановилась и спросила:
— Воин кайова сказал правду?
— Он спросил меня, нравишься ли ты мне, и я ответил, что да, — не стал 
отпираться я.
Она ушла, и я принялся бранить моего словоохотливого стражника, что, впрочем, 
не произвело на него ни малейшего впечатления.
После обеда я увидел Гейтса, снующего между вигвамами.
— Могу ли я поговорить вон с тем бледнолицым? — обратился я к часовым.
— Да, но если вы заговорите о побеге, я сразу же прогоню его прочь, — ответил 
воин.
— Пусть мой брат не беспокоится, я убегу сам, без чьей-либо помощи.
Услышав мой зов, Гейтс медленно направился ко мне, воровато озираясь по 
сторонам, словно человек, сознательно нарушающий приказ.
— Ближе! Подойдите поближе! — попросил я его. — Или вам запретили говорить со 
мной?
— Боюсь, как бы мистер Сантэр нас не увидел, — сознался Гейтс. — Он не хочет, 
чтобы мы разговаривали.
— Разумеется. Он опасается, что я открою вам все его делишки.
— У вас с ним счеты, но к нам он относится по-джентльменски.
— Скоро вы на собственной шкуре убедитесь в обратном.
— Я вовсе не собираюсь слушать ваши доводы, сэр, потому что знаю, как плохо вы 
к нему относитесь.
— Не просто плохо — он мой враг, и у него есть веские основания, чтобы бояться 
меня.
— Бояться вас? Не обижайтесь на меня, сэр, но мне кажется, что вас уже можно не 
бояться.
— Только потому, что меня приговорили к смерти? Уж я-то как никто другой знаю, 
что между приговором и смертью есть существенная разница и не менее 
существенное расстояние по времени. Я уже столько раз должен был умереть, а, 
как видите, все еще жив. Скажите мне лучше, вы и в самом деле верите, что Олд 
Шеттерхэнд такой негодяй, каким его представляет Сантэр.
— Я могу верить только одному из вас. Вы враги, а кто из вас прав, меня мало 
волнует.
— Вам не следовало хотя бы обманывать меня!
— Когда же я обманул вас?
— В Магворт-Хиллз, когда скрыли от меня, что кайова направляются к могилам. 
Будь вы честным человеком, я бы не стоял здесь.
— Но вы первый солгали нам! Вы назвались именем Джонс!
— Ложь преследует единственную цель — извлечение выгоды, я же от вымышленного 
имени ничего не выигрывал. Это была даже не хитрость, а обычная мера 
предосторожности. На совести Сантэра не одна человеческая жизнь. Он дерзкий и 
опасный человек, который пытался убить меня. Вы же были его товарищами. Судите 
сами, мог ли я тогда открыться вам?
— Несмотря на это, вы не должны были ничего от нас утаивать. Мы не заслужили 
вашего недоверия.
— А доверия — тем более! Вы люди неопытные, по крайней мере, в сравнении с 
таким вестменом, как я. Я знал, что вас нанял Сантэр, поэтому мне волей-неволей 
пришлось скрыть от вас правду и присмотреться к вам поближе. Как же я мог 
открыто назвать свое имя, если вы на все лады расхваливали моего злейшего 
врага?
— Но если бы вы тогда представились своим настоящим именем, мы бы поверили вам 
и встали на вашу сторону.
— Теперь вы знаете, что я Олд Шеттерхэнд. Поверьте мне и встаньте на мою 
сторону.
— Поздно, сэр, вы сами виноваты в том, что произошло, так как обманули нас.
— Не пытайтесь выкрутиться. Неужели вы не убедились в том, что Сантэр горит 
желанием убить меня?
— Он не желает вам зла. Он сам сказал об этом.
— Как я ни пытаюсь доказать вам, что у Сантэра нечестные намерения, вы мне не 
верите, хотя любой вестмен на вашем месте уже давно почел своей прямой 
обязанностью покинуть его и помочь мне, пленнику, которому угрожает опасность.
— Сантэр сказал, что хочет спасти вас.
— Ложь! Сантэр заворожил вас, и вы прозреете слишком поздно.