тебя для ленивой и сытой жизни, твое сильное тело и большая душа предназначены 
для лучшего дела. Поэтому я не открыл тебе тайны ни одного месторождения золота.
 Ты не сердишься на меня за это?
— Нет, — не колеблясь, ответил я. Я стоял перед другом и братом, который, 
предчувствуя смерть, просил меня исполнить его последнее желание. Разве мог я в 
такую минуту думать о золоте и богатстве?
— Твои глаза увидят много золота, очень много, — продолжал Виннету. — Но оно не 
станет твоим. После моей смерти отыщи могилу Инчу-Чуны, моего отца. У ее 
подножия, с западной стороны, я схоронил в земле завещание. Прочти его и 
исполни мою последнюю волю.
— Клянусь тебе, я сделаю все, о чем ты просишь! — заверил я вождя апачей. Мой 
голос предательски дрожал от переполнявших меня чувств. — Нет в мире такой 
опасности, которая помешала бы мне!
— Благодарю тебя. Нам пора идти. Я знаю, что не доживу до конца сражения, 
поэтому хочу попрощаться с тобой, мой брат. Пусть Добрый Маниту вознаградит 
тебя за все, что ты сделал для меня. Сердце твое переполнено словами, которые 
не могут выразить уста. Похорони меня в Скалистых горах на берегу реки Метсур, 
на коне, с моим серебряным ружьем. Оно не должно попасть в чужие руки! А когда 
ты потом вернешься к людям, ты убедишься, что никто из них не любит тебя так, 
как любил тебя я. Вспоминай иногда о своем друге и брате Виннету.
Суровый вождь апачей подавил рыдание, я прижал его к груди, и слезы потекли у 
меня из глаз.
— Виннету, брат мой, это всего лишь предчувствие, которое не сбудется, тень, 
которая рассеется. Ты должен остаться!
— Я ухожу, — ответил он тихо, но твердо и решительно, высвободился из моих 
объятий и зашагал туда, где нас ждали товарищи.
Я брел за ним, тщетно пытаясь найти доводы, которые сумели бы убедить его 
отказаться от участия в сражении.
Но, видимо, таких доводов не существовало.
Несмотря на то, что вождь апачей умел владеть собой как никто другой, голос его 
дрогнул, когда он приказал:
— Уже стемнело. Пора. Пусть мои братья следуют за мной.
Друг за другом длинной цепью мы поднимались вверх по склону, по тому же пути, 
которым сегодня вел меня Виннету. Двигаться бесшумно в полной темноте намного 
труднее, чем днем, и прошло не менее двух часов, пока мы наконец достигли 
пропасти, на дне которой находились пленники. Внизу горел костер, и в его 
мерцающем свете мы видели, как молчаливо ходят вокруг связанных людей часовые.
Пока мы обвязывали канат вокруг огромного валуна, в прерии к востоку от горы 
замерцали огни костров. Сразу же из пещеры на дно кратера вышел краснокожий и 
что-то сказал часовым; те последовали за ним. Наша уловка удалась.
Настала решительная минута. Я схватился обеими руками за канат, чтобы первым 
спуститься вниз, но Виннету твердо отстранил меня.
— Отряд поведет вождь апачей. Пусть мой брат идет вслед за мной.
Приказав остальным спускаться так, чтобы на канате одновременно было не больше 
четырех человек, Виннету заскользил вниз. Я выждал минуту и тоже взялся за 
канат, за мной пошел Фред.
Спускаться вниз с высоты ста пятидесяти футов и не задеть ни одного камня — 
невозможно. К несчастью, падающий вниз камень ударил ребенка, тот заплакал, и 
из пещеры немедленно показался индеец. Услышав шум сверху, он поднял голову и в 
тот же миг закричал, созывая остальных воинов.
— Быстрее, Виннету! — воскликнул я. — Быстрее, иначе все пропало!
Виннету скользил так быстро, словно падал. Я тоже еле прикасался руками к 
канату, сплетенные в толстый жгут ремни жгли мне ладони, оставшиеся наверху 
товарищи увидели, что происходит, и торопились, как могли. Несколько мгновений 
спустя Виннету уже стоял на земле, и сразу же рядом с ним приземлился я.
Не успели мы сделать и шагу, как из пещеры полыхнули огнем два ружья, и Виннету 
рухнул на землю, как подкошенный.
Я окаменел. Страшное предчувствие Виннету, похоже, сбывалось.
— Брат мой! — позвал я. — Ты ранен?
— Виннету умирает, — слабеющим голосом отозвался апач.
Меня охватила дикая ярость, которую я не мог, да и не питался сдержать. В ту же 
минуту за моей спиной появился Толстяк Уокер.
— Оглала ранили Виннету, — сказал я. — Вперед! Бей их!
К нам уже бежали пятеро оглала, среди которых я узнал вождя. Не теряя времени 
на то, чтобы выхватить нож или револьвер, я набросился на них с голыми руками.
— Кои-Тсе! Умри, собака! — закричал я и изо всех сил ударил его кулаком в висок.

Вождь оглала замертво рухнул на землю. Бежавший ко мне второй краснокожий, 
увидев в свете костра мое лицо и распростертого на земли вождя, в смертельном 
испуге опустил занесенный для удара томагавк.
— Олд Шеттерхэнд! — пролепетал он.
— Да, это я, Олд Шеттерхэнд! Умри и ты!
Я сам себя не узнавал. От удара кулака свалился замертво и второй индеец.
— Олд Шеттерхэнд! — повторяли в ужасе краснокожие.
— Олд Шеттерхэнд? Так это вы, Чарли? — удивленно заорал Толстяк Уокер. — 
Наконец-то я все понял! Сейчас мы им всыплем! Вперед!
Кто-то из краснокожих в суматохе сумел ударить меня ножом в плечо, но я не 
почувствовал боли и еще одним ударом свалил своего противника. Еще двое 
индейцев погибли от пуль Фреда. Тем временем сверху спускались остальные наши 
товарищи, я предоставил им довести дело до конца, а сам поспешил к Виннету и