лыка и ран, чтобы сбить их со следа апачей, но, судя по обстановке, даже 
Виннету будет нелегко перебраться через Рио-Гранде. Кому-либо другому не стоило 
бы и пытаться сделать это. Положение же Виннету трудно вдвойне — он везет 
раненого. Индейцы посылают на переговоры самых опытных воинов и вождей, поэтому 
я думаю, что сбежавший апач далеко не юноша. Путь им предстоит не близкий, а у 
старика от ран наверняка начнется лихорадка. Ну все, давайте отдыхать. 
Спокойной ночи.
Несмотря на его пожелания, ночь для меня не была спокойной. В тревоге за судьбу 
Виннету я не сомкнул глаз и разбудил товарищей, едва на востоке забрезжил 
рассвет. Наши поднялись без шума, но индейцы тут же вскочили на ноги. Теперь в 
свете встающего солнца мы могли рассмотреть их лучше, чем накануне вечером в 
мерцающем огне костров. От вида жутко раскрашенных лиц и невероятно одетых 
фигур краснокожих мурашки побежали у меня по спине. Только на немногих было 
какое-то подобие одежды, большинство же навесило на себя немыслимые лохмотья; 
но все равно команчи производили впечатление сильных и страшных в бою воинов. Я 
уже слышал, что мужчины из племени команчей — красивые и храбрые люди. Судя по 
первой встрече с ними, так оно и было на самом деле.
Вождь спросил, не голодны ли его белые братья, и предложил нам на завтрак 
несколько кусков жесткой конины. Мы поблагодарили его и отказались, объяснив, 
что у нас ни в чем нет нужды, хотя на самом деле запасы наши иссякли и нам 
пришлось довольствоваться всего лишь несколькими ломтями бизоньего окорока.
Великий Медведь представил нам воина, который должен был стать нашим 
проводником. Пришлось прибегнуть к невероятным дипломатическим ухищрениям, 
чтобы отделаться от сопровождения, и только когда Олд Дэт заявил, что такие 
опытные вожди, как мы, считают ниже своего достоинства пользоваться услугами 
проводника, Ават-Вила наконец согласился с нашими доводами и уступил. Наполнив 
водой кожаные фляги и увязав несколько охапок травы для лошадей, мы двинулись в 
путь. Было четыре часа утра.
Вначале мы не торопили лошадей, чтобы дать им возможность размяться. Какое-то 
время мы ехали по равнине, поросшей травой, но растительность редела и блекла с 
каждой милей, пока, наконец, полностью не исчезла. Теперь наш путь пролегал 
через пески. Зеленый рай на берегах реки давно исчез из виду, и казалось, мы 
попали в Сахару. Впереди и вокруг нас расстилалась ровная, как блюдце, равнина, 
а над нами висело солнце, лучи которого, несмотря на раннее утро, палили 
нещадно.
— Пришпорьте ваших лошадей, — сказал Олд Дэт, — надо проехать как можно больше 
до полудня, пока солнце у нас за спиной. Мы едем прямо на запад, и во второй 
половине дня солнце будет светить нам прямо в лицо. Вот тогда-то и начнется 
настоящее пекло.
— Мы не собьемся с пути? На этой равнине нет никаких примет, — спросил я, все 
еще играя роль гринхорна.
Олд Дэт снисходительно улыбнулся в ответ:
— Ваши вопросы мне доставляют истинное удовольствие, сэр. В пустыне лучшая 
примета — солнце. Тарки-Крик, куда мы направляемся, находится в шестнадцати 
милях отсюда. Если пожелаете, мы уже через два часа можем быть на месте.
И он пустил лошадь сначала рысью, а затем галопом. Мы последовали за ним. Ехали 
молча: скачка не оставляет места для беседы, так как всадник должен внимательно 
следить за бегом лошади и двигаться в такт ее шагу.
Так мы проскакали час, затем пустили лошадей шагом, давая им передохнуть. Вдруг 
Олд Дэт указал рукой вперед.
— Посмотрите туда, сэр, а потом на часы. Мы ехали два часа и пять минут. Я 
правильно оценил время путешествия?
— Да, — согласился я.
— А это значит, что у человека часы в голове. Даже в самую темную ночь я скажу 
вам, который час, и ошибусь самое большее на несколько минут. Когда-нибудь и вы 
этому научитесь.
Впереди блеснула река. По ее берегам зеленели кусты и трава. Вскоре мы нашли 
подходящий для переправы брод и без препятствий добрались до места, где 
Тарки-Крик впадает в Рио-Нуэсес, впрочем, почти не отдавая ей воду. Оттуда мы 
направились к Чико-Крик и вышли к ней около девяти часов утра.
Чико-Крик в это время года трудно назвать рекой: русло пересыхает и только 
кое-где поблескивает грязная лужица, из которой тонким ручейком струится вода. 
Там не было ни кустов, ни деревьев, а редкая трава давно пожухла. Перебравшись 
на противоположный берег, мы спешились, за неимением ведра наполнили водой 
огромную шляпу Билла Ланге, напоили лошадей, скормили им наш скудный запас 
травы и после получасового отдыха снова тронулись в путь по направлению к 
Элм-Крик. И все же короткий отдых не восстановил силы животных, так что нам 
пришлось перейти на шаг.
Солнце близилось к полудню и жгло немилосердно. Ноги лошадей утопали в глубоком 
раскаленном песке. В два часа дня мы отдали животным последнюю воду из наших 
фляг, не оставив себе ни капли. Так решил Олд Дэт, считавший, что люди легче 
переносят жажду, чем лошади, несущие нас через пустыню.
— Впрочем, — добавил с улыбкой старик, пытаясь подсластить пилюлю, — вы хорошо 
держались. Знаете ли вы, сколько мы проехали? Я говорил вам, что только к 
вечеру доберемся до Элм-Крик, тогда как в действительности мы будем на месте 
через час-другой. Лошадки у нас незавидные, с такими не всякий вестмен пустится 
в пустыню.
Он вгляделся в горизонт, взял несколько южнее и продолжил:
— Невероятно, но мы до сих пор не встретили следов команчей. Похоже, они прошли 
вдоль реки. Ну и глупо! Потерять столько времени на поиски одного-единственного