— Пусть послы сами отвечают за свои слова. Я же поступлю как знаю.
До сих пор Олд Дэт отвечал вежливо на враждебные выпады индейца, но сейчас он, 
по-видимому, решил, что наглеца пора поставить на место.
— А кто ты такой, что осмеливаешься так говорить с Коша-Певе? Почему ты не 
назвал мне свое имя? Или у тебя нет имени? Тогда назови мне имя твоего отца.
Вождь буквально остолбенел от дерзости старика, долго всматривался в лицо Олд 
Дэта и наконец воскликнул с угрозой в голосе:
— Берегись, бледнолицый! Стоит мне только приказать, и мои воины поставят тебя 
к столбу пыток.
— Я не боюсь тебя. Кто ты такой, чтобы угрожать мне?
— Я Ават-Вила, вождь команчей!
— Ават-Вила? Великий Медведь? Еще мальчишкой я убил моего первого медведя, а с 
тех пор их было столько, что я мог бы обвешать когтями все свое тело. Человек, 
убивший медведя, еще не герой.
— Тогда посмотри на скальпы у моего пояса.
— Если бы я снял скальпы со всех убитых мною врагов, то мог бы одарить ими всех 
твоих воинов. Скальпы не говорят о мужестве.
— Я сын великого вождя Ойо-Колсы.
— А вот это уже кое-что. Я выкурил с Белым Бобром трубку мира, мы поклялись 
друг другу в вечной дружбе и в том, что его друзья будут моими друзьями, а мои 
— его, и всегда мы держали данное слово. Я надеялся, что сын, так же как и отец,
 отнесется ко мне дружелюбно.
— Ты мне дерзишь! Неужели ты считаешь воинов команчей мышами, которые 
безропотно терпят лай собаки?
— Что ты сказал? Ты думаешь, что Коша-Певе собака, которую можно убить палкой? 
Я сейчас же отправлю тебя в Страну Вечной Охоты!
— Уфф! За мной стоят сто краснокожих воинов, — и он махнул рукой назад.
— Ну и что? — ответил Олд Дэт. — Здесь сидим мы, а это ровно столько, сколько 
все твои команчи, вместе взятые. Никто не успеет помешать мне всадить тебе пулю 
в живот, а потом мы еще посмотрим, на что годится сотня краснокожих. Гляди! У 
меня два револьвера, и в каждом по шесть патронов. У моих товарищей тоже 
найдется дюжина выстрелов, я уж не говорю о винтовках и ножах. Прежде чем твои 
воины до нас доберутся, половина из них умрет.
Никто и никогда не говорил еще так с вождем индейцев. Ават-Вила с упорством 
дикаря пытался понять причину отчаянной смелости старого вестмена.
— Наверное, у тебя очень сильное «лекарство».
— Да, мое «лекарство» сильнее твоего, мой талисман всегда наказывал смертью 
моих врагов. И так будет всегда. Я спрашиваю тебя: ты считаешь нас друзьями или 
нет?
— Я должен посоветоваться с воинами.
— Впервые вижу, чтобы вождь спрашивал совета у своих воинов. Но раз ты так 
говоришь, значит, так оно и есть. Мы, белые вожди, поступаем так, как считаем 
нужным, а потому мы важнее тебя, наша власть сильнее. Поэтому мы не можем 
сидеть вместе с тобой у одного костра, мы немедленно седлаем лошадей и уезжаем.
Олд Дэт встал на ноги, все еще сжимая в каждой руке по револьверу. Великий 
Медведь вскочил, словно ужаленный, глаза его загорелись, зубы оскалились. 
Загнанный в тупик, он лихорадочно искал выход и, по-видимому, не находил его. В 
случае столкновения с индейцами мы наверняка поплатились бы жизнью за дерзость 
старого вестмена, но и многие команчи пали бы от наших пуль, а другие были бы 
изувечены в рукопашной схватке. Молодой вождь со страхом смотрел на 
смертоносные револьверы, он знал, что его первого ждет пуля.
Сын вождя отвечал перед отцом за все, что предпринимал по собственному 
усмотрению, и хотя у индейцев никто никого не принуждает принимать участие в 
военном походе, тот, кто решился выступить, должен непременно подчиниться 
железной дисциплине и неумолимому закону. Кто покажет себя трусом или неумелым 
воином, кто не владеет собой и больше ценит собственные порывы, чем общее благо,
 того с позором изгоняют, такого не примет ни одно племя, и изгой бродит по 
безлюдным пространствам. У него есть только один путь возвратить себе доброе 
имя: вернуться в родные места и покончить с собой на глазах у соплеменников, 
чтобы мучительной смертью доказать способность переносить физические страдания. 
Это единственная возможность попасть в Страну Вечной Охоты, и индеец готов 
совершить любой подвиг, немыслимый для обыкновенного человека, лишь бы после 
смерти оказаться в своем дикарском раю.
Именно так, скорее всего, и думал молодой вождь. Он не решался приказать убить 
нас, ведь в случае его смерти оставшиеся в живых скажут Белому Бобру, что сын 
не мог владеть собой, что он, пытаясь играть роль вождя, отказал в 
гостеприимстве старому другу отца и обозвал его и его товарищей собаками. 
Похоже, для Олд Дэта не было тайн в душе краснокожего, он рассчитал точно и был 
совершенно спокоен. Старик стоял напротив индейца с револьверами на изготовку и 
смотрел прямо в сверкающие от гнева глаза молодого вождя.
— Вы хотите уйти? — воскликнул индеец. — Мы не вернем вам лошадей. Вы в 
ловушке!
— И ты вместе с нами. Подумай о Белом Бобре. Если ты погибнешь от моей пули, он 
не покроет свою голову и не запоет траурную песню, но скажет: «У меня не было 
сына. Тот, кого застрелил Коша-Певе, был неопытный мальчик, он не уважал моих 
друзей и слушался только голоса собственной глупости». Тени воинов, которых мы 
убьем вместе с тобой, закроют тебе вход в Страну Вечной Охоты. Старые скво 
откроют беззубые рты, чтобы высмеять вождя, который не сберег своих воинов, 
потому что не умел владеть собой. Посмотри на меня! Разве я похож на человека, 
который боится? Я уговариваю тебя стать моим другом не из страха, а потому, что