вернешь себе имя, услышав которое твои враги будут падать замертво от страха. 
Ты свободен.
С этими словами Олд Дэт разрезал ремни на руках индейца. Мне казалось, что 
краснокожий должен был сейчас же вскочить на ноги, но тот так и остался лежать 
на земле, словно все еще стянутый путами.
— Сын команчей, — произнес он, — не может быть свободен. Он хочет умереть. 
Всади нож в его сердце!
— У меня нет ни причин, ни желания убивать тебя. Почему ты хочешь умереть?
— Потому что ты оказался хитрее и взял меня в плен. Воины команчей узнают об 
этом и изгонят меня из племени. Они скажут: «Сначала он лишился имени и 
„лекарства“, а теперь попался в руки к бледнолицым. У него слепые глаза и 
глухие уши. Он никогда не получит отличие воина».
Краснокожий произнес все это таким грустным голосом, что мне стало жаль его. 
Правда, я понимал далеко не все, так как он говорил на ломаном английском, 
перемежая его словами языка команчей, однако основную суть его речи уловил 
верно.
— Наш краснокожий брат не покрыл себя позором, — произнес я, вмешиваясь в его 
разговор с Олд Дэтом. — Попасть в плен к великому белому воину Коша-Певе — не 
позор, к тому же сыновья команчей никогда не узнают об этом. Наши губы никогда 
не выдадут твою тайну.
— Коша-Певе может подтвердить твои слова? — спросил индеец.
— Бледнолицый воин говорит правду, — ответил старик. — Мы скажем, что 
встретились и узнали друг друга. Я друг команчей, поэтому ты не совершил ошибки,
 открыто подойдя ко мне.
— Слова моего славного белого брата утешили меня. Я верю тебе. Теперь я могу 
вернуться к сыновьям команчей, не страшась, что меня изгонят из племени. И пока 
мои глаза видят солнце, я буду признателен бледнолицым.
Он сел, глубоко вздохнув, и, хотя густая боевая раскраска делала его лицо 
бесстрастным, как у истукана, мы почувствовали, что у него стало легче на 
сердце.
— Наш краснокожий брат видит, — продолжал Олд Дэт, — что мы его друзья и 
надеемся, что он тоже не считает нас врагами. Путь он в знак дружбы ответит на 
наши вопросы.
— Коша-Певе может спрашивать, я скажу правду.
— Мой краснокожий брат ушел из стойбища, чтобы убить врага или зверя и тем 
самым вернуть себе имя. Он шел один или с ним были другие воины?
— Со мною столько воинов, сколько капель в этой реке.
— Мой брат хочет сказать, что все воины команчей покинули свои вигвамы?
— Да. Они идут снять скальпы с врагов.
— Разве у команчей есть враги?
— Собаки апачи. Вонючие койоты напали на вигвамы команчей, и воины сели на 
коней, чтобы истребить подлых тварей.
Старейшие воины на совете решили выкопать топор войны. Потом шаманы спросили 
Великого Духа, и Маниту подтвердил волю старших. Копыта наших коней топчут 
земли от стоянок команчей до реки, которую белые называют Рио-Гранде. Четыре 
раза зашло солнце с тех пор, как топор войны пронесли от вигвама к вигваму.
— Наш краснокожий брат тоже выступил в поход с каким-нибудь отрядом?
— Мы разбили лагерь выше по течению. Несколько воинов пошли на разведку, чтобы 
проверить, нет ли поблизости собак апачей. Я поднялся вверх по реке и, учуяв 
лошадей бледнолицых, укрылся у кустах, чтобы посчитать вас, как вдруг на меня 
напал Коша-Певе и убил меня на короткое время.
— Не стоит вспоминать то, что было, забудем об этом. Сколько воинов 
мужественного племени команчей в вашем отраде?
— Ровно десять раз по десять.
— А кто их ведет?
— Ават-Вила, Великий Медведь.
— Я не знаком с ним и никогда не слышал его имени.
— Он совсем недавно получил имя. В Великих горах он убил серого медведя гризли 
и принес его шкуру и когти. Он сын Ойо-Колсы, которого бледнолицые называют 
Белый Бобр.
— Я знаю Белого Бобра, он мой друг.
— Мне известно это, так как я видел тебя в его вигваме. Ты был гостем Ойо-Колсы.
 Его сын, Великий Медведь, примет тебя с почестями.
— Как далеко отсюда до вашей стоянки?
— Мой белый брат будет ехать меньше половины того времени, какое вы называете 
часом.
— В таком случае мы попросим вождя, чтобы он пригласил нас к своему костру. 
Пусть мой брат отведет нас к нему.
Несколько минут спустя мы уже сидели в седлах и ехали вслед за индейцем мимо 
лип с ободранным лыком, где раньше встретили следы Виннету, а потом дальше 
вверх по реке.
Прошло полчаса, и перед нами вдруг как из-под земли выросло несколько темных 
теней. Это были караульные, расставленные вокруг лагеря. Наш проводник 
обменялся с ними несколькими словами и ушел, а мы остались ждать. Вскоре индеец 
вернулся и повел нас в глубь стоянки. Не было видно ни зги. Ни одна звезда не 
светилась на затянутом тучами небе. Я вглядывался в окружающую нас тьму, но не 
мог ничего рассмотреть. Проехав совсем немного, проводник остановился и 
обратился к нам:
— Пусть мои братья ждут здесь. Сыновья команчей не разводят огонь во время 
военных походов, но сейчас они уверены, что поблизости нет врагов, и разожгут