|
Старик срезал пять травинок разной длины, мы потянули жребий и разыграли, кому
и когда идти в караул. Мне выпала последняя смена. Тем временем наступила ночь,
стало совсем темно. Но спать никому не хотелось. Я достал сигары, мы закурили и
разговорились. Олд Дэт поведал нам несколько интереснейших и поучительных
историй о собственной жизни.
Внезапно старый вестмен умолк, вслушиваясь в тишину. Тут и мы услышали, как
одна из наших лошадей фыркнула, словно испугавшись чего-то.
— Что бы это могло быть? — пробормотал Олд Дэт. — Разве не говорил я Кортесио,
что обе наши клячи в прерии не новички? Так фыркает только животное, знавшее
руку вестмена, а это значит, что вблизи что-то неладное. Не глядите по сторонам,
джентльмены, когда человек напрягает зрение, его глаза начинают блестеть,
вражеский лазутчик может их заметить. Смотрите прямо перед собой и не суетитесь,
а я тем временем нахлобучу шляпу на глаза и схожу узнаю, кто к нам пожаловал.
Слышите? Опять!
Конь Олд Дэта снова фыркнул, а мой начал беспокойно бить копытами, словно хотел
освободиться от пут. Все умолкли, что мне в нашем положении показалось
естественным и правильным, но старик шепнул:
— Не молчите! Если к нам кто-то уже подполз и подслушал наш разговор, то по
тому, как мы внезапно умолкли, догадается, что мы что-то заподозрили, поэтому
говорите, говорите, рассказывайте что вам вздумается.
Неожиданно негр тихо сказал:
— Сэм знать, где прятаться человек. Сэм видеть два глаза.
— Молодчина, Сэм, но больше не смотри туда, не то он тоже увидит, как блестят
твои глаза. Где он прячется?
— Там, где я привязал своего коня, рядом с дикой сливой. Очень низко, у самой
земли.
— Сейчас я подберусь к этому каналье сзади и без хлопот вытащу его оттуда за
шиворот. Он один, иначе лошади вели бы себя по-другому. А вы болтайте погромче
и без стеснения. Во-первых, это отвлечет его внимание, и он не насторожится, а
во-вторых, ваши голоса заглушат шум моих шагов. К сожалению, в такой кромешной
тьме двигаться бесшумно невозможно.
Он встал, сделал шаг в сторону и растворился в ночи. Ланге громко спросил меня
о чем-то, я ответил не менее громко. Наша беседа стала напоминать веселую
перебранку, в которой каждое слово вызывало смех.
Билл и негр помогали нам как могли, пока мы, нашумевшись и насмеявшись досыта,
не услышали голос Олд Дэта:
— Хватит вам реветь на всю прерию. Я его сцапал, каналью, и сейчас принесу.
Зашелестели кусты, из зарослей тяжелым шагом вышел Олд Дэт и положил рядом с
нами на землю бесчувственное тело лазутчика.
— Он и охнуть не успел, — произнес вестмен. — Вы так шумели, что краснокожий не
заметил бы и землетрясения.
— Краснокожий? А если он был не один?
— Может быть, и так, но маловероятно. А сейчас давайте разожжем костерок и
посмотрим, что за птицу мы поймали. Тут рядом я заприметил сухое деревце.
Присмотрите за гостем, пока я схожу за дровами.
— Он не шевелится. Может быть, он мертв?
— Нет, я его только оглушил и стянул руки за спиной его же ремнем. Я успею
вернуться, прежде чем он придет в себя.
Олд Дэт срубил сухое деревце, мы ножами накололи щепы, и вскоре в свете
маленького, мерцающего костра, горевшего почти без дыма, смогли рассмотреть
пленника.
На нем были замшевые штаны, отделанные по швам бахромой, такая же охотничья
куртка и мокасины. С бритой головы свисала скальповая прядь. Густо намазанное
краской лицо пестрело черными и желтыми полосами. Нехитрое вооружение воина,
состоявшее из ножа, лука и кожаного колчана со стрелами, Олд Дэт бросил
подальше.
Индеец лежал неподвижно, с закрытыми глазами, словно мертвый.
— Мелкая рыбешка, — сказал Олд Дэт. — Рядовой воин, у которого нет знаков
отличия. Нет у него и мешочка с «лекарствами», а это говорит о том, что он еще
не получил имя или был его лишен за провинности. Скорее всего, его послали в
разведку, чтобы дать возможность доказать храбрость, убить врага и вернуть себе
имя. Тише, он шевелится.
Скрюченный до того пленник вытянулся и глубоко вздохнул. Почувствовав, что руки
у него связаны за спиной, он передернулся, широко раскрыл глаза и попытался
вскочить на ноги, но тут же снова рухнул на землю. Он обвел нас горящим взором,
вдруг заметил Олд Дэта и непроизвольно вскрикнул:
— Коша-Певе!
— Да, это я, — ответил вестмен. — Краснокожий воин знает меня:
— Сыновья моего племени хорошо знают бледнолицего воина, он не раз гостил в их
вигвамах.
— По раскраске на твоем лице я вижу, что ты из доблестного племени команчей.
Как тебя зовут?
— Сын команчей лишился имени и никогда больше не сможет назваться. Он покинул
лагерь, чтобы выследить врага и вернуть себе имя, но попал в плен к бледнолицым
и навсегда покрыл себя позором. Поэтому он просит белых людей убить его.
Краснокожий воин споет предсмертную песню, и из его уст не вырвется ни единого
жалобного стона.
— Мы твои друзья и не можем сделать, как ты просишь. Я взял тебя в плен, но
только потому, что в темноте не разглядел, что ты сын команчей. У нас нет
вражды с твоим племенем. Ты будешь жить и совершишь много великих подвигов и
|
|