опять ударил меня в бок.
— Да пропустите же меня в гостиную к мистеру Ланге! Я переоделся для того, 
чтобы…
— Лучший сук в городе! А какие у нас в Ла-Гранхе веревки! Крепкие и красивые! 
Из настоящей пеньки.
Он снова ударил меня, да так больно, что я потерял самообладание. Его крики 
могли распалить толпу, так что та и в самом деле решилась бы меня линчевать, а 
уж если бы ему удалось вытолкать меня во двор, то там меня ждала неминуемая 
расправа.
— Прекратите ваши дурацкие шутки! — взревел я. — Я иду к мистеру Ланге с 
поручением!
— Лучший сук и лучшая веревка тебе! — еще громче крикнул тот и что было силы 
двинул меня в ребра.
Мое терпение лопнуло, и я ответил ударом на удар. Вокруг меня сразу стало пусто,
 я воспользовался этим и, размахивая кулаками, бросился вперед, пытаясь 
прорваться в гостиную. Я двигался по узкой, отвоеванной у толпы улочке, но она 
смыкалась сразу же за мной, осыпая меня градом ударов. Я не завидовал настоящим 
куклуксклановцам, нетрудно было представить, что их ожидало.
Распахнув пинком дверь, я ворвался в гостиную. Долговязый, ревя, как раненый 
бык, ввалился вслед за мной. Увидев его, Ланге удивленно воскликнул:
— Боже мой! Что с вами, сэр? Почему вы так кричите? Почему у вас лицо в крови?
— На дерево! На дерево этого бандита! — ответил взбешенный верзила, тыча в меня 
пальцем. — Он расквасил мне нос и выбил зубы! У меня были такие замечательные 
зубы! Последние, что еще оставались! Повесить его!
На этот раз повод для гнева у него действительно был: из разбитого носа и рта 
хлестала кровь.
— Повесить? Его? — изумился Ланге. — Но он не бандит, сэр. Он наш друг, и 
именно ему мы обязаны тем, что удалось поймать всю шайку. Если бы не он, то и я 
с сыном, и сеньор Кортесио уже были бы мертвы, а наши дома полыхали, как солома.

Долговязый вытаращил глаза, разинул рот и пролепетал:
— Мы?.. Обязаны ему?..
Он был так смешон, что все присутствующие, несмотря на серьезность положения, 
захохотали.
Он вытер пот со лба. Я тем временем ощупывал себя и растирал те места, над 
которым поработали его костистые кулаки.
— Теперь вы поняли, сэр? — прикрикнул я на него. — Да вы просто взбесились. Что 
вам так приспичило вешать? И кого? Меня! Все кости ноют от ваших кулаков!
От смущения он не знал, что делать, наверное, поэтому он открыл рот и выплюнул 
на ладонь два «последних» зуба, которые я ему выбил. Тут и я не выдержал и 
рассмеялся, хотя вид у него был действительно жалкий.
Только теперь я смог передать Ланге распоряжение Олд Дэта. Мы подготовили 
веревки, сложили их в угол, чтобы были под рукой, и я скомандовал:
— Выпускайте их по одному! И вяжите сразу же за порогом. То-то удивился Олд Дэт,
 что мы так долго возились. Но почему здесь еще нет шерифа? Слуга Кортесио 
обещал первым делом привести его.
— Нет шерифа? — удивился Ланге. — Так это он и есть! Он-то вам и надавал 
тумаков.
И Ланге ткнул пальцем в долговязого.
— Тысяча чертей! — взревел я. — Вы же шериф, представитель власти в округе! На 
вас возложена обязанность следить за порядком и даны для этого все права, а вам 
вдруг вздумалось самому поиграть в судью Линча! Очень плохо, сэр! Неудивительно,
 что ку-клукс-клан так здесь распоясался.
Мои нравоучения привели шерифа в такое замешательство, что он протянул мне на 
ладони два своих «последних» зуба и пробормотал:
— Простите меня, сэр. Я ведь не знал…
— Приступайте немедленно к исполнению своих обязанностей, а то люди, чего 
доброго, подумают, что вы хотели линчевать меня потому, что тайно пособничаете 
ку-клукс-клану.
Мои слова привели его в чувство. Он с достоинством выпрямился и ответил:
— Чтобы я, шериф всеми уважаемого округа Файетт, состоял в банде? Чушь, и я 
докажу это, не сходя с места! Мы будем судить банду по закону еще нынче ночью. 
Отойдите, джентльмены, освободите проход. Встаньте в коридор и просуньте в 
дверь ружья, чтобы им было ясно, кто хозяин положения. А вы открывайте дверь в 
спальню и готовьтесь вязать их.
Приказ был выполнен незамедлительно, и полдюжины винтовок тут же уставились в 
дверь спальни. В гостиной остались только шериф, Ланге с сыном, двое его 
соседей, помогавших нам с самого начала, Кортесио и я. С улицы доносились крики 
толпы, требующей ускорения развязки. Мы распахнули окна, чтобы люди могли 
видеть, что мы не бездействуем. Дверь разбаррикадировали, и я распахнул ее. 
Желающего выйти первым не нашлось, поэтому я позвал сначала капитана, а затем 
лейтенанта. Их раны были забинтованы разорванными на полосы простынями. На 
чердаке у вынутой доски с ружьем на изготовку сидел Олд Дэт. Пленникам связали 
руки за спиной и поставили у стены в один ряд с четырьмя бандитами, 
захваченными у дома Кортесио. У двери и окон толпились любопытные из тех, кто 
не принимал непосредственного участия в событиях этой ночи, и, глядя на 
происходящее, одобрительно шумели. Пленники оставались в своих балахонах, 
капюшоны скрывали их лица. По моему настоянию привели человека, называвшего 
себя цирюльником, который заявил, что готов перевязать и вылечить раны. Он 
осмотрел пострадавших в схватке разбойников и послал зевак на поиски корпии,