компанией и сделали, не откладывая дела в долгий ящик. Утром следующего дня Сэм 
Хокенс, Дик Стоун, Билл Паркер и я уже сидели в конторе за стеклянной дверью, 
где в свое время мне, без всякого предупреждения, устроили экзамен. Старик 
Генри не смог удержаться и пошел с нами. Рассказам и объяснениям, казалось, не 
будет конца. Только теперь мы узнали, что наш участок считался самым опасным, И 
не напрасно — как читателю уже известно, из пятерых геодезистов в живых остался 
один я.
Сэм изо всех сил старался выхлопотать для меня особое вознаграждение, но тщетно.
 Нам без спору и незамедлительно выплатили полагающуюся по договору сумму, и ни 
доллара больше. Честно признаюсь, что с таким трудом составленные и с таким 
риском для жизни сохраненные чертежи я отдавал с чувством гнева и досады. На 
работу приняли пятерых геодезистов, но расплачивались только с одним, доля 
остальных перекочевала в карманы господ из конторы, хотя они получили плоды 
нашего совместного труда, а если уж быть откровенным до конца, плоды моих 
неимоверных усилий.
Сэм вспылил, наговорил дерзостей, но это ни к чему не привело, вернее, привело 
лишь к тому, что его вместе с Биллом и Диком попросили выйти вон. Я, конечно, 
последовал за ними, не оглядываясь. Впрочем, заплатили мне хорошо, и я стал 
обладателем вполне приличной суммы.
Я хотел сразу же ехать к Виннету в Новый Орлеан и даже поинтересовался у Сэма и 
его друзей, не составят ли они мне компанию. Но вестмены решили отдохнуть и 
развлечься в Сент-Луисе, и вряд ли кто-нибудь мог упрекнуть их за это. В 
магазине готового платья я приобрел несколько комплектов белья и новую одежду 
взамен индейской и, одетый с иголочки, пароходом отправился на Юг. Чтобы не 
обременять себя багажом, многие вещи, прежде всего тяжелый флинт, пришлось 
отдать на хранение мистеру Генри. Пегого жеребца я тоже оставил у него, 
поскольку на этот раз конь мне был не нужен. Все мы дружно решили, что мое 
отсутствие будет недолгим.
Однако судьба распорядилась иначе… До сих пор я старался не обращать внимания 
читателя на то, что не имело непосредственного отношения к описываемым мною 
событиям, но сейчас не имею права не сообщить о том, что именно в описываемое 
время в Соединенных Штатах Америки была в самом разгаре Гражданская война. 
Миссисипи еще была открыта для навигации, так как известный адмирал Фаррагут 
одержал очередную победу над южанами и присоединил земли вдоль реки к северным 
штатам. Несмотря на это, пароход, на борту которого я находился, сильно 
опаздывал, поскольку требовалось соблюдать все возможные, впрочем жизненно 
важные, формальности и предписания. Поэтому, когда я наконец-то добрался до 
Нового Орлеана и в указанной мне гостинице справился о Виннету, мне ответили, 
что вождь уехал накануне. Однако портье передал мне письмо, где Виннету сообщал,
 что следует за Сантэром в Виксберг, и просил меня, учитывая непредсказуемую 
обстановку, отказаться от попыток нагнать его, а также обещал, что на обратном 
пути навестит в Сент-Луисе мистера Генри и оставит ему сведения о своем 
местопребывании.
Что было делать? Мне хотелось встретиться с Виннету, и не менее горячо я 
помышлял о том, чтобы теперь, когда у меня завелись деньги, воспользоваться 
случаем и съездить на родину, навестить родных, которые, быть может, нуждались 
в моей помощи и поддержке. Поразмыслив, я пришел к выводу, что Виннету удастся 
не скоро вновь попасть в Сент-Луис, а потому поспешил навести справки об 
отплывающих в Европу судах. Выяснилось, что, пользуясь некоторым затишьем в 
военных действиях, в ближайшие дни из порта курсом на Кубу отправляется 
североамериканский пароход. А оттуда, с Кубы, я смогу добраться если не до 
Европы, то хотя бы до Нью-Йорка. Без лишних колебаний я сел на этот пароход.
Спокойнее было бы обменять имеющуюся у меня наличность на банковский чек, но в 
условиях Гражданской войны следовало семь раз подумать, прежде чем доверяться 
какому-либо банку южных штатов; к тому же времени у меня было в обрез. Словом, 
когда я взошел на борт парохода, все мои деньги лежали у меня в кармане, в 
бумажнике.
По дороге со мной приключилось несчастье, но чтобы не утомлять читателя 
ненужными подробностями, скажу лишь, что виной всему стал ураган, внезапно 
обрушившийся на наш пароход ночью. Утро предыдущего дня было пасмурным, но 
корабль шел ходко и уверенно, и ничто не предвещало опасности и приближения 
шторма. Вечером я, как и остальные пассажиры, с легким сердцем лег спать. И 
вдруг после полуночи меня разбудило дикое завывание ветра. Я вскочил с постели, 
и в это мгновение страшной силы удар потряс корпус судна, словно оно на полном 
ходу налетело на скалы. Я потерял равновесие и упал на палубу, а сверху на меня 
и на троих попутчиков, с которыми я делил каюту, с треском рухнула деревянная 
переборка. Кто в такую минуту способен думать о деньгах?! Мне угрожала 
смертельная опасность, медлить было нельзя, а искать в этой кромешной тьме и 
жуткой суматохе сюртук и бумажник мог разве что самоубийца. Я поскорее выбрался 
из-под обломков и, провожаемый новыми ударами, не выскочил, а, скорее, 
выкатился на палубу. Все судно устрашающе трещало и скрипело.
Не было видно ни зги. Ураганной силы ветер сбил меня, и тут же огромная волна 
окатила с ног до головы. Мне казалось, что я слышу призывы о помощи; впрочем, 
рев стихии заглушал все иные звуки. В свете вспышек молний, раскалывавших небо 
одна за другой, я увидел кипящее море и темную полоску суши вдали. Нос корабля 
застрял между скал, а бушующие волны били в корму, поднимая ее выше и выше. Я 
понимал, что спасение судна невозможно, еще минута — и оно превратится в груду 
обломков. Шлюпки смыло за борт. Очередная вспышка молнии осветила палубу: на 
ней лежали обезумевшие от страха люди, судорожно цепляясь за что попало. Однако 
я решил действовать иначе и довериться воде.