— И нельзя исполнить мою просьбу?
Виннету замолк, но его искренняя, открытая натура заставила дать прямой ответ:
— Есть только один способ.
— Какой?
— Прежде чем ответить моему белому брату, я хочу попросить не прибегать к этому 
способу, иначе он потеряет свое доброе имя в глазах моих воинов.
— Значит, этот способ нечестен и заслуживает порицания?
— По понятиям краснокожего — да.
— Так что это за способ?
— Попросить нас отблагодарить тебя.
— Ага! И ни один честный человек не станет просить об этом!
— Конечно! Но мы обязаны тебе жизнью, и ты можешь заставить меня и моего отца 
выполнить твою просьбу.
— Как вы сделаете это?
— Соберем совет, скажем о твоей просьбе, и воины вынуждены будут выполнить ее в 
знак благодарности. Но в тот же час ты утратишь все то, чего с таким трудом 
добился. Стоит ли ради Рэттлера идти на такие жертвы?
— Конечно же, нет!
— Мой брат видит, я откровенен с ним. Я знаю, какие мысли и чувства терзают его 
сердце, но моим воинам этого не понять. Они презирают каждого, кто требует 
награду за доброе дело. Отныне Шеттерхэнд, который мог стать самым уважаемым и 
достойным воином апачей, подвергнется их презрению и должен будет покинуть нас.
Трудно было возразить Виннету. Сердце приказывало: настаивай на своем, а разум 
или, вернее, честолюбие говорило: откажись! Поняв, что творилось в моем сердце, 
благородный Виннету пошел мне навстречу:
— Подожди, брат мой, я поговорю с отцом, — и отошел.
— Сэр, не делайте глупостей! — убеждал меня Сэм. — Неужели вы не понимаете, что 
это заступничество может стоить вам жизни?
— С чего вы это взяли?
— А вот с того! Краснокожий действительно презирает каждого, кто требует от 
него награду за услугу, просьбу выполнит, но перестанет знаться с этим 
человеком. По правде, нам бы лучше всего сейчас уйти из лагеря апачей, но 
вокруг кайова, и не вам объяснять, что это для нас означает.
Инчу-Чуна и Виннету тем временем вели очень серьезный разговор. Закончив, вождь 
подошел к нам.
— Если бы Клеки-Петра не рассказал нам многое про вас, белых, я бы назвал тебя 
самым последним подлецом. Благодаря ему я тебя понимаю, но моим воинам 
объяснить это трудно, и они все равно станут тебя презирать.
— Дело не только во мне, но и в Клеки-Петре.
— Как это?
— Он исповедовал ту же веру, что и я, она призывает меня обратиться к тебе с 
этой просьбой. Поверь, останься жив Клеки-Петра, он никогда бы не позволил 
умереть его убийце в муках.
— Ты так думаешь?
— Я уверен.
Инчу-Чуна медленно покачал головой, сын и отец понимающе посмотрели друг другу 
в глаза. Инчу-Чуна снова повернулся ко мне:
— Этот убийца был и твоим врагом?
— Да.
— Тогда слушай мои слова! Мы поглядим, осталась ли в нем хоть капля 
порядочности. Если да, то я попытаюсь выполнить просьбу, не задевая твоей чести.
 Садитесь и смотрите, что сейчас произойдет. Как только подам знак, ты 
подойдешь к Рэттлеру и потребуешь у него извинения. Сделает так — умрет легкой 
смертью.
— Я могу сказать ему об этом?
— Да.
В сопровождении Виннету Инчу-Чуна возвратился к толпе воинов, а мы уселись там, 
где стояли.
— Вот не ожидал, что вождь согласится пойти вам навстречу. Вы, наверное, 
пользуетесь его особым расположением, — заметил Сэм.
— Причина не в этом.
— А в чем?
— Это все Клеки-Петра, он живет даже после смерти. Интересно, что теперь будет?
— Сейчас увидим. Смотрите!
С фургона сняли полог, спустили какой-то длинный, похожий на сундук предмет, к 
которому был привязан человек.
— Это гроб, его делают из обожженных бревен, обтягивают мокрыми шкурами, те 
высыхают, и таким образом гроб становится полностью герметичным, — объяснил 
Хокенс.
Там, где от главной долины отходило боковое ущелье, возвышалась скала, на 
которой из больших камней соорудили шестигранную постройку, с отверстием 
впереди; рядом валялись груды камней. Сюда принесли гроб с привязанным к нему 
человеком. Это был Рэттлер.
— Знаете, зачем туда принесли столько камней? — спросил Сэм.
— Догадываюсь.
— Ну и зачем?
— Чтобы построить склеп.
— Верно. Двойной склеп.
— И для Рэттлера?
— Да. Убийцу похоронят вместе с жертвой, и я считаю, так следует всегда