говорить со мной, то у меня тоже есть самолюбие, и я не буду говорить с ним 
через посредников.
— Ты увидишь его только в день своей смерти. А сейчас мы покинем тебя. Если 
что-нибудь понадобится, позови нас. Мы услышим и сразу придем.
Она достала из кармана маленький глиняный свисток, вручила его мне и вместе со 
старухой покинула комнату.
Оставшись один, я предался невеселым размышлениям. Итак, находящегося на грани 
смерти человека спасли лишь для того, чтобы затем предать мучительной смерти, и 
ухаживают за ним, чтобы у него хватило сил пройти через все пытки. Тот, кто 
жаждал моей гибели, приказал заботиться обо мне собственной сестре, прекрасной 
юной девушке, а не какой-нибудь старой скво.
Наверное, излишне говорить, что разговор наш с Ншо-Чи велся не так легко, как 
здесь написано. Мне было трудно говорить, каждое слово причиняло боль, я 
медленно выжимал из себя фразу за фразой и долго отдыхал после каждой реплики. 
Разговор измотал меня, и, когда Ншо-Чи ушла, я сразу уснул.
Спустя несколько часов я проснулся голодный как волк и вспомнил о свистке. 
Старуха, видно, сидела под дверью, так как тут же вошла и о чем-то спросила 
меня. Я понял только два слова: «есть» и «пить» и жестами показал, что голоден. 
Женщина скрылась, а в скором времени показалась Ншо-Чи с глиняной миской и 
ложкой. Такой посудой индейцы не пользуются, видимо, и в этом сказалось влияние 
Клеки-Петры. Девушка опустилась на колени рядом с моей постелью и начала 
кормить меня, как маленького ребенка, который не умеет есть без посторонней 
помощи.
В миске был крепкий бульон с кукурузной мукой. Индеанки обычно растирают 
кукурузные зерна между двух камней и получают муку. Специально для хозяйства 
Инчу-Чуны Клеки-Петра сделал жернова, которые потом показывали мне как 
достопримечательность.
Справиться с едой было значительно труднее, чем с водой. Я с трудом удерживался 
от крика, глотая очередную ложку похлебки, но организм требовал пищи, и я ел, 
чтобы не умереть с голоду. И хотя я не издал ни стона, скрыть слезы, текущие из 
глаз, мне не удалось. Ншо-Чи все поняла. Когда я проглотил последнюю ложку, она 
сказала:
— Болезнь ослабила тебя, но ты очень сильный и мужественный человек. О, если бы 
ты родился апачем, а не лживым бледнолицым!
— Я не лгу, я никогда не лгу, и ты сама убедишься в этом!
— Хотелось бы верить тебе, но из бледнолицых только один говорил правду — 
Клеки-Петра. Мы все любили Клеки-Петру. Язык его не знал лжи, а сердце — страха.
 Вы убили его, хотя он и не сделал вам ничего плохого. Поэтому вы погибнете и 
вас похоронят вместе с ним.
— О чем ты говоришь? Разве он еще не похоронен?
— Нет.
— Но тело не может сохраняться столько времени!
— Мы положили его в плотно закрытый гроб, куда не проникает воздух. Впрочем, 
перед смертью ты сам его увидишь. — И с этими многообещающими словами девушка 
вышла из комнаты, прихватив с собой пустую миску.
Похоже, индейцы считали, что обреченный на смерть легче переносит муки, если у 
него перед глазами лежит труп жертвы. Они верили, что это зрелище придает ему 
сил и мужества.
Если же говорить серьезно, я надеялся, что не умру: у меня имелось вещественное 
доказательство того, что я говорил правду, — прядь волос Виннету.
А вдруг ее уже нет? Меня опять бросило в жар при одной мысли об этом. У 
индейцев существует обычай присваивать себе все вещи убитых и плененных врагов, 
а я так долго был без сознания. Проверить, немедленно проверить карманы! И я 
принялся лихорадочно ощупывать себя.
Одежду с меня не сняли, я лежал в той самой, в которой свалился замертво. И 
пролежал в ней все три недели, пока метался в горячке. Можно себе представить, 
как она выглядела, но как именно, я, пожалуй, не буду здесь описывать.
Тут я позволю себе краткое отступление. Читатель обычно завидует человеку, 
имеющему возможность много путешествовать, видеть разные страны, пережить 
интересные приключения. Как бы ему, читателю, хотелось оказаться на месте этого 
путешественника! В жизни, однако, все намного сложнее, чем в книге. Путешествия 
сопряжены обычно с такими трудностями, о которых в книгах не пишут, но которые, 
узнай о них читатель, наверняка излечили бы его от тоски по приключениям. В 
бесчисленных письмах, которыми засыпают меня читатели, обычно содержится одно и 
то же: они жаждут принять участие в путешествии, они хотят знать, сколько для 
этого надо денег и что необходимо взять с собой. Но никто не поинтересовался, 
какими качествами и знаниями должен обладать такой путешественник; никто не 
задумался: выдержит ли он тяготы пути. И вот когда я во всех подробностях 
информирую такого энтузиаста о тяготах, он, как правило, полностью излечивается 
от жажды приключений.
Итак, я обследовал свои карманы и к большой радости обнаружил, что все в них на 
месте. При мне не было лишь оружия. Я достал банку из-под сардин, в которой 
хранились мои записи, и прядь волос Виннету. Положив жестянку обратно в карман, 
я успокоился и заснул.
Вечером, как только я проснулся, появилась Ншо-Чи и принесла еду и свежую воду. 
На этот раз я ел без посторонней помощи и забросал ее вопросами. Девушке, 
видимо, объяснили, что я могу знать, а что нет, — и многие мои вопросы остались 
без ответа. Но на вопрос, почему мне оставили все мои вещи, она ответила:
— Мой брат Виннету так распорядился.
— Почему?