|
— Я! — поспешно вскричал Рэттлер.
— Вы? А чем?
— Пулей.
— Правильно, все сходится!
— Я так и думал!
— Верно, медведь сдох от пули.
— Значит, он мой! Слушайте, добрые люди. Сэм Хокенс на моей стороне,
торжествовал Рэттлер.
— Ну конечно, ведь ваша пуля чиркнула медведя по голове и оторвала кончик уха,
от чего гигант на месте скончался. Хи-хи-хи!
Досыта насмеявшись, Сэм продолжал:
— Если и вправду в медведя стреляло несколько человек, то все они со страху
промазали. Только одна пуля приласкала его по уху, других следов нет. Зато
имеются четыре огромные ножевые раны: две около сердца и две прямо в нем. Кто
его заколол?
— Это сделал я.
— Вы один?
— Один!
— Значит, медведь — ваш, точнее, вам принадлежит шкура, а мясо — всем нам.
Поделите мясо вы, таков обычай Дикого Запада. Что скажете, мистер Рэттлер?
— Чтоб вас черт побрал!
Задыхаясь от проклятий, Рэттлер направился к фургону, где стоял бочонок с
бренди, плеснул в стакан и залпом выпил. Ну вот, теперь он будет пить, пока не
свалится с ног.
Спор был закончен, и Бэнкрофт обратился к вождю, чтобы тот изложил свою просьбу.
— То, что я хочу сказать, — не просьба. Это приказ, — гордо произнес Инчу-Чуна.
— Вы не вправе приказывать мне, — высокомерно ответил старший инженер.
На мгновение лицо вождя вспыхнуло гневом, однако он сдержал себя и спокойно
ответил:
— Мой белый брат, ответь мне, но по совести. Там, где живет белый брат, у него
есть свой дом?
— Да.
— И сад перед ним?
— Да.
— Стерпел бы мой белый брат, если бы сосед начал строить дорогу через его сад?
— Нет.
— Места по ту сторону Скалистых гор и на восток от Миссисипи принадлежат
бледнолицым. Как бы бледнолицые посмотрели на то, если индейцы пришли туда
строить железную дорогу?
— Мы бы выгнали их.
— Мой брат прав. Но бледнолицые пришли на наши земли, ловят наших мустангов,
убивают наших бизонов, ищут у нас золото и драгоценные камни. И вот теперь еще
собираются строить длинную-длинную дорогу, по которой побежит огненный конь. И
новые тысячи бледнолицых приедут сюда, чтобы отнять у нас последнее. Так как же
мы должны поступить?
Бэнкрофт молчал.
— Неужели мы совсем бесправны? Вы называете себя христианами и все время
говорите о любви, а сами нас грабите и убиваете, требуя в ответ покорности. Вы
говорите, что ваш Бог — добрый отец всех краснокожих и белых людей, но отец он
только для вас, для нас же — отчим. Разве вся эта страна не принадлежит
краснокожим? Вы отобрали ее у нас, а что дали взамен? Нищету, нищету и еще раз
нищету!
Вы гоните нас все дальше, забирая все наши земли. Мы задыхаемся в тесноте.
Почему вы так делаете? Нужда заставляет? Самим земли мало? Нет, это все ваша
жадность. Там, где вы живете, хватит места для всех, для многих миллионов, а
краснокожий, законный хозяин этой страны, должен ютиться на жалком клочке земли.
Клеки-Петра рассказывал мне о вашей священной книге — Библии. В ней сказано,
что у первого человека было двое сыновей, и один из них убил другого, а кровь
убитого взывала к небесам о мщении. Не так ли происходит и с нами —
краснокожими и белыми братьями? Вы — каины, а мы — авели, чья кровь взывает к
небесам о мщении. Вдобавок ко всему вам бы еще хотелось, чтобы мы покорно
позволяли себя убивать. Нет, мы будем защищаться! Нас гонят с насиженных мест
все дальше и дальше. Казалось, здесь мы нашли наконец отдых и пристанище, но
вот вы вновь приходите и начинаете прокладывать путь для огненного коня. Разве
у нас не такие же права на свой сад, как у тебя на твой? Действуя по вашим
законам, мы должны были бы истребить всех вас. Мы так не делаем, только хотим
обладать теми же правами, что и вы. Но оказывается, у ваших законов два лица, и
вы выбираете то из них, которое вам выгодней. Ты хочешь строить здесь дорогу, а
спросил ли ты нашего разрешения?
— Это излишне.
— Почему? Разве это ваша страна?
— Да, я так считаю.
— Нет, она принадлежит нам. Разве ты купил ее у нас?
— Нет.
— Разве мы подарили ее тебе?
— Мне — нет.
— И другим тоже. Если ты честный человек и приходишь сюда строить дорогу для
огненного коня, то первым делом должен спросить того, кто тебя послал, имеет ли
он право, и должен потребовать доказательств. Но ты этого не сделал. Я запрещаю
|
|