гораздо больше изощренных умствований, нежели практических наставлений. Наемные 
работники его сына — ибо старый Марк давно уже передал управление поместьем 
Контенту — были все без исключения молодыми людьми, родившимися в этой стране, 
где многолетняя привычка и постоянное повторение приучили их сопровождать 
большинство житейских занятий религиозными упражнениями.
Поэтому они слушали с почтением, и даже самый легкомысленный из них не позволял 
себе безжалостной улыбки или нетерпеливого взгляда во время этих проповедей, 
хотя поучения старика были не очень краткими и не слишком оригинальными. Но 
преданность великому делу их жизни, строгие нравы и неослабное трудолюбие во 
имя поддержания пламени рвения, зажженного в другом полушарии, чтобы дольше и 
ярче гореть в этом, сплелись в упомянутой повседневности и в большинстве 
суждений и радостей этих резонерствующих, пусть и простоватых людей. Тяжелая 
работа шла веселее под дополнительный аккомпанемент, и сам Контент не без 
примеси суеверия, похоже, сопутствующего чрезмерному религиозному рвению, 
поддался мысли, что солнце светит на его работников ярче и что земля дает 
плодов больше, когда эти святые чувства изливают уста отца, которого он 
почтительно любил и глубоко уважал.
Но когда солнце, как обычно в это время года для климата Коннектикута, 
склонилось ярким, ничем не замутненным шаром, к вершинам деревьев, 
ограничивавших горизонт с запада, старик стал уставать от собственных добрых 
дел. Поэтому он завершил свою речь полезным напоминанием молодежи доделать 
работу, прежде чем покинуть поле, и, дав направление лошади, медленно поехал с 
задумчивым видом в сторону жилья. Можно предположить, что некоторое время мысли 
Марка были заняты умственными вещами, о коих он только что рассуждал с таким 
усердием; но когда его лошадка остановилась сама по себе на пересечении 
небольшой возвышенности с кривой коровьей тропой, по которой он следовал, его 
ум обратился к более мирским и более осязаемым предметам. Поскольку картина, 
обратившая его размышления от столь многих отвлеченных теорий к реальностям 
жизни, была характерна для этой страны и более или менее связана с сюжетом 
нашей повести, мы постараемся вкратце описать ее.

Небольшой приток Коннектикута разделял панораму на две почти равные части. 
Плодородные низины, раскинувшиеся по обоим берегам более чем на милю, давно уже 
были очищены от лесных зарослей и ныне превратились в тихие луга или поля, с 
которых недавно было убрано зерно и на которых плуг уже оставил приметы свежей 
вспашки. Вся равнина, постепенно поднимавшаяся от речушки к лесу, была поделена 
на огороженные участки бесчисленными заборами, сделанными в грубой, но прочной 
манере этой страны. Изгороди, при сооружении которых мало считались с 
бережливым отношением к дереву, шли зигзагообразными рядами, подобно апрошам
39
, возводимым осаждающими при осторожном продвижении к вражеской крепости, 
впритык друг к другу, пока не образовывали преграды высотой в семь-восемь футов
40
для защиты от вторжения непослушного скота. В одном месте большая квадратная 
прогалина врезалась в лес, и хотя бесчисленные пни чернели на ее поверхности, 
как, по правде говоря, и на многих полях равнины, яркие зеленые злаки буйно и 
обильно прорастали из богатой и девственной почвы.

Высоко со стороны прилегающего холма, который мог бы сойти и за небольшую 
скалистую гору, произошло схожее вторжение в царство деревьев, но то ли каприз, 
то ли расчет побудили покинуть расчищенное место после того, как оно плохо 
вознаградило тяжкий труд по рубке леса ради разового урожая. На этом месте 
можно было видеть беспорядочно разбросанные окольцованные и потому мертвые 
деревья, груды бревен, черные и обугленные пни, уродовавшие красоту поля, 
которое в противном случае изумляло бы своим расположением глубоко в лесу.
Большая часть площади этой вырубки ныне тоже была скрыта кустарником, что 
называется второй порослью, хотя здесь и там проглядывали участки, где пышный 
белый клевер, естественный для этой страны, захватил огороженное пастбище для 
скота. Глаза Марка изучающе обратились на эту вырубку, отстоявшую, если 
провести прямую линию по воздуху, на полмили от места, где остановилась его 
лошадь, ибо звуки дюжины разнотонных коровьих колокольчиков доносились в тихом 
вечернем воздухе до его ушей из чащи кустарника.
Однако несомненные свидетельства цивилизации на природной возвышенности и 
вокруг нее возникли на самом берегу потока так стремительно, что придали 
местности облик дела рук человеческих. Существовали ли эти взгорья некогда на 
лице земли повсеместно, исчезнув задолго до вспашки и возделывания, мы гадать 
не станем. Но у нас есть основание полагать, что они гораздо чаще встречаются в 
определенных частях нашей страны, чем в любой другой, хорошо знакомой обычным 
путешественникам, если только речь не идет о какой-нибудь долине Швейцарии. 
Опытный ветеран выбрал вершину этого плоского конуса, чтобы устроить тот род 
военной обороны, который делали целесообразным и привычным ситуация в стране и 
характер противника, коего надлежало остерегаться.
Дом был деревянный, из обычного сруба, обшитый дранкой. Он был длинный, низкий 
и неправильной формы, свидетельствуя, что воздвигался в разное время по мере 
того, как нужды растущей семьи требовали дополнительного обустройства. Стоял он 
на краю естественного склона и на той стороне холма, где его подножие омывала 
речушка. Грубо сколоченная терраса тянулась вдоль всего фасада, нависая над 
потоком. Несколько больших неуклюжих и топорно сработанных дымовых труб торчали 
в разных местах кровли — еще одно доказательство, что при обустройстве строений 
скорее руководствовались соображениями удобства, нежели вкуса. На вершине холма