|
похвалы от того, кого он по-прежнему продолжал чтить с душевным доверием,
ненамного меньшим, чем то, с каким полагался на мудрость отца в дни своего
детства.
— Ты поступил хорошо и мудро, — сказал отец. — Но от тебя потребуется еще
большая мудрость и стойкость. Мы получили известие, что язычники возле
Плантаций Провиденса неспокойны и обращают свои души к злонамеренным советчикам.
Нам не следует спать с чрезмерной беспечностью только из-за того, что между их
деревнями и нашей расчищенной местностью лежат несколько дней перехода через
лес. Приведите пленного, я допрошу его, чего ради он сюда явился.
До этой минуты всеобщие страхи были настолько обращены на врагов, которые, как
полагали, притаились поблизости, что мало кто думал о запертом в блокгаузе
индейце. Контент, хорошо знавший неколебимую решимость, равно как и хитрость,
индейцев, не стал допрашивать его сразу после поимки, ибо считал, что момент
требовал проявить бдительность, а не тратить время на допрос, который характер
мальчишки, похоже, делал совершенно бесполезным. Однако теперь, поскольку
обстоятельства делали медлительность неуместной, он с вновь пробудившимся
интересом отправился за пленником, чтобы представить того на испытующий суд
своего властного отца.
Ключ от подвальной двери блокгауза висел там, где его оставили, лестница стояла
в стороне, и Контент спокойно поднялся в помещение, куда отвел пленника.
Комната была самой нижней из трех, расположенных в этом здании, и все они
находились над той, которую можно было назвать его фундаментом. Последняя, не
имея иного проема, кроме двери, представляла собой темное шестиугольное
помещение, частично заставленное предметами, что могли понадобиться в случае
тревоги и в то же время часто требовались в домашнем хозяйстве. В центре
размещался глубокий колодец, защищенный каменной стенкой и устроенный таким
образом, чтобы воду можно было подать в комнаты наверху. Сама дверь была из
массивной строганной древесины. Обтесанные бревна верхних этажей немного
выступали за каменную кладку фундамента, причем второй ряд бревен имел
несколько бойниц, откуда можно было обстреливать любого осаждающего,
приблизившегося на расстояние, угрожающее безопасности цокольного этажа. Как
уже было сказано, два основных этажа были снабжены длинными узкими щелями в
бревнах, отвечавшими двойной цели: служить окнами и бойницами.
Хотя помещения явно были приспособлены для обороны, простая домашняя обстановка,
находившаяся в них, предназначалась под нужды семьи, окажись она вынуждена
использовать это здание как убежище. Было здесь также жилье под самой крышей,
или чердачный этаж, как уже упоминалось. Но ему вряд ли предназначалась
сколько-нибудь важная роль в использовании блокгауза. Тем не менее преимущество,
которым он обладал благодаря своему расположению в самом верху здания, не
осталось незамеченным. Небольшую пушку того рода, что некогда был известен и
многажды использовался под названием «кузнечик», подняли в это помещение, и
было время, когда ее справедливо считали последним оплотом безопасности
обитателей дома. В течение нескольких лет ее жерло могли лицезреть все
посещавшие долину воинственные аборигены, на коих она хмуро глядела сквозь одно
из тех отверстий, что ныне были превращены в застекленные окна. И есть
основание думать, что репутация, которую молчаливо заслужило это маленькое
артиллерийское орудие, немало способствовало сохранению непотревоженного мира в
долине.
Слово «непотревоженный», быть может, чересчур сильное, на самом деле тревоги
случались не однажды, хотя никаких настоящих актов насилия не было совершено в
границах владений, которые Пуританин считал своими. В одном только случае дело
зашло так далеко, что ветерану пришлось занять свой пост на этом чердаке, где,
можно не сомневаться, он, если бы того потребовала ситуация, соответствующим
образом проявил бы свое знание науки артиллерийской стрельбы. Но простая
история Виш-Тон-Виша дала другое доказательство политической истины, не слишком
часто предлагаемой вниманию наших соотечественников. Мы считаем, что лучшая
гарантия мира — это готовность к войне. В данном случае неприязненная позиция,
занятая старым Марком и его людьми, позволила добиться всего, чего они хотели,
не доводя дело до крайностей кровопролития. Такие мирные победы гораздо больше
согласовались с принципами Пуританина в настоящее время, чем с безрассудным
нравом, управлявшим им в молодости.
В причудливом и фанатичном характере той эпохи он внушил семье чувство
благодарности к орудию, охранявшему их безопасность, и с этого момента сама
комната стала любимым прибежищем старого солдата. Сюда он часто поднимался даже
глубокой ночью, чтобы предаться тем тайным духовным упражнениям, которые
составляли самое большое утешение и, по-видимому, главное занятие в его жизни.
Вследствие этой привычки чердак блокгауза в глазах домочадцев со временем
превратился в некую священную обитель хозяина долины. Заботой и мыслью Контента
она постепенно обзавелась многими удобствами, способствовавшими личному
комфорту его отца, когда того одолевали духовные борения. Было известно, что
старик пользовался матрацем, находившимся в комнате среди прочих вещей, и
проводил на нем в уединении время между закатом и восходом солнца. Отверстие,
оригинально вырезанное, чтобы выставить «кузнечика», было застеклено, и никто
ни разу не видел, чтобы спустили вниз хоть один предмет комфорта, однажды
поднятый по тяжелой лестнице в комнату на чердаке.
Было что-то в суровой святости Марка Хиткоута, что благоприятствовало его
образу жизни анахорета
48
. Молодые домочадцы воспринимали его непреклонный вид и оттенявшую последний
|
|