Когда настало утро и индейцы начали собираться в путь, один из них сел верхом 
на лошадь, а меня с моей малюткой посадил за своей спиной. Это был очень 
трудный и утомительный день; девочке становилось все хуже, да и моя рана не 
давала мне покоя. Легко можно представить себе, как мы ослабели: у нас обеих не 
было ни крошки во рту со среды до субботы, ничего, кроме холодной воды. В 
полдень (судя по солнцу, было около часа) мы подъехали к месту, куда индейцы 
направлялись, viz.
144
индейскому поселению Уэнимессет, к северу от Квабог-Ривер. Как только мы 
появились, о, сколько язычников (теперь наших безжалостных врагов) окружило 
меня, так что я могла бы сказать словами Давида: «Посмотри на врагов моих, как 
много их и
какою
лютою ненавистию они ненавидят меня. Сохрани душу мою и избавь меня, да не 
постыжусь, что я на Тебя уповаю»
145
. На следующий день было воскресенье, и тогда я подумала, как легкомысленно 
относилась раньше к этому святому дню, сколько воскресных дней прожито мной 
неразумно и потеряно, как провинилась я перед Господом. Я видела все это теперь 
так ясно, что понимала, сколь справедлив был бы Господь, если бы тут же оборвал 
нить моей жизни и отринул от себя навечно. Однако Господь продолжал являть мне 
свое милосердие и, нанося раны одной рукой, врачевал другою. В тот день подошел 
ко мне человек по имени Роберт Пеппер (из Роксбери), который был взят в плен во 
время военного столкновения капитана Бирса с индейцами. Он прожил среди них 
продолжительное время и дошел с ними почти до Олбэни, потому что хотел, как он 
сам мне сказал, повидать Короля Филипа
146
. Из-за этого он задержался в здешних краях и, услышав, что я тоже здесь, 
попросил разрешения отлучиться, чтобы встретиться со мной. Роберт Пеппер 
рассказал, как был ранен и не мог ходить, так что индейцам пришлось нести его, 
но он все время прикладывал к ране дубовые листья, и вот теперь с Божьей 
помощью опять передвигается самостоятельно. Тогда я тоже набрала дубовых 
листьев, приложила к своей ране на боку и милостью Божией поправилась. Но 
прежде чем исцеление свершилось, я могла бы сказать словами псалма: «Смердят, 
гноятся раны мои от безумия моего. Я согбен и совсем поник, весь день сетуя 
хожу»
147
. Почти все время я сидела одна с моим бедным ребенком на руках. Малютка 
стонала день и ночь, и нечем было мне подкрепить тело и поддержать дух бедняжки.
 Вместо этого подходил кто-нибудь из индейцев и говорил: «Твой хозяин скоро 
разобьет ей голову». Такое вот слышала я от них утешение. Как сказал Иов: 
«Жалкие утешители все вы»
148
. Так провела я девять дней; рана моя опять открылась, а дитя мое готово было 
покинуть эту юдоль скорби. Видя это, индейцы приказали мне унести ребенка в 
другой вигвам (думаю, им не хотелось видеть столь горестную картину). Я пошла 
туда с тяжелым сердцем и провела ночь, держа ребенка на коленях, и сама смерть 
стояла перед моими глазами. Около двух часов ночи 18 февраля 1675 года дитя мое 
кротко, как ягненок, покинуло этот мир. Было ей шесть лет и около пяти месяцев. 
Прошло девять дней с того часа, как она была ранена, и провела она эти дни, не 
имея ни крошки во рту, ничего, кроме холодной воды. Раньше я совсем не могла 
оставаться в комнате, где находился мертвец. Теперь же я пролежала всю ночь 
рядом с моим мертвым ребенком. С тех пор я часто думала о милосердии Господа, 
который не дал мне потерять рассудок в тот страшный час и удержал меня от 
греховной попытки покончить со своей жалкой жизнью. Наутро, когда индейцы 
увидели, что ребенок мертв, они отправили меня назад, в вигвам моего хозяина. 
Говоря «мой хозяин» в этом повествовании, я имею в виду Кванопина
149
. Но первым моим хозяином был не он, меня продал ему индеец из племени 
наррагансетов, который схватил нас с дочкой, когда я вышла из укрытия. Я хотела 
унести с собой тело моего ребенка, но мне сказали, чтобы я его оставила. 
Пришлось уйти, но при первой возможности я выскользнула из вигвама моего 
хозяина и вернулась туда, где лежало тело моей дочери, чтобы выполнить все, что 
положено. Когда я пришла, тела там не было. Я спросила, что они сделали с ним. 
Индейцы сказали, что оно уже на холме, пошли туда со мной и показали место, где 
была вскопана земля; там они ее похоронили. Так оставила я свое дитя в тех 
диких местах, вручив ее, как и себя, воле Всевышнего. Господь взял у меня этого 
дорогого ребенка, и вот я отправилась повидать свою другую дочь, Мэри, которая 
находилась в том же селении. Хотя вигвам, где она жила, был не очень далеко, у 
нас не было возможности видеть друг друга. Мэри было около десяти лет. Ее 
захватил в плен у дверей нашего дома. Молящийся индеец, который потом променял 
ее на ружье. Увидев меня теперь, она расплакалась. Это рассердило индейцев, они 
не разрешили мне приблизиться к ней и сказали, чтобы я ушла. Слова их как ножом 
полоснули меня по сердцу: один мой ребенок умер, другой неизвестно где, а к 
третьему не разрешают даже приблизиться. «И сказал им Иаков, отец их: „Вы 
лишили меня детей: Иосифа нет; и Симона нет; и Вениамина взять хотите, — все 
это на меня!“»
150
В таком состоянии я не могла усидеть на месте и все время бродила с места на