презренной, ненавистной расой. Это неправильно, Бурдон. Я знаю за христианами 
склонность относиться к евреям подобным образом; но это не свидетельствует об 
их милосердии или глубине познаний.
— Мне мало что известно о евреях, пастор Аминь. Я даже не уверен, видел ли хоть 
одного из них в глаза. И все же вынужден признаться, что питаю к ним некую 
антипатию, а почему — и сам не смогу объяснить. Одно знаю твердо — нет на свете 
такой живой души, которой удалось бы уговорить меня, что я еврей, хоть 
потерянный, хоть найденный; один из десяти племен или из двадцати. А ты, капрал,
 что об этом думаешь?
— Да то же, что и ты, Бурдон. Евреи, турки, язычники — все едино. Все не по мне.
 Так меня воспитали, таким я желаю остаться.
— Попытайтесь, любой из вас двоих, объяснить, почему вы столь неблагосклонно 
относитесь к многочисленным своим собратьям? Это противно духу христианства, не 
тому оно нас учит, да и не соответствует законам, установленным Богом для 
христианского народа. А вот мое сердце открыто навстречу индеям, даром что они 
язычники; и чувства, выраженные только что капралом, мне чужды.
— Я бы желал, чтобы язычников было поменьше, а главное — чтоб они находились 
как можно дальше от Медового замка, — многозначительно произнес Бурдон. — Я 
давно уже слышал, что Питер собирается созвать большой Совет; но, признаюсь, я 
ожидал совсем иного, чем то, что мне довелось наблюдать.
— Индеев тьма-тьмущая, — заявил капрал, — но глаза б мои на них не смотрели. 
Новичку еще куда ни шло: вся эта ихняя раскраска, голая башка, кольца в носу и 
ушах, может, и покажется чудной, но раз-другой встретишься с ними в бою, так 
потом они и сами все на одно лицо представляются, и обмундирование вроде бы у 
них одинаковое, если, конечно, можно считать обмундированием голый зад. Я их 
всех, Бурдон, насквозь вижу, в разведку против них не раз хаживал, и так тебе 
скажу: мы в гарнизоне супротив них сдюжим, была бы вода. Вода и провиант — вот 
что главное для осажденных!
— Я надеюсь, нет, я даже уверен, что нам не придется прибегать к силе, — 
возразил пастор Аминь. — Питер наш друг, а его влияние на этих дикарей 
беспредельно. Никогда и нигде мне не доводилось замечать, чтобы краснокожие так 
подчинялись своему вождю. Сознайся, капрал, что ваши люди в Форте-Дирборне 
выполняли приказания офицеров менее охотно, чем эти краснокожие повеления 
своего вождя?
— Дык как же это можно — сравнивать настоящее войско с этими индеями, мистер 
Парсон? — чуть обиженно возразил капрал. — Они совсем другие, ставить их на 
одну доску не след. Дикари, оно конечно, делают, что им скажут, но на свой 
особый лад; видели бы вы, как они ведут себя под обстрелом. Я в свое время 
четырнадцать раз наблюдал их в бою, так хоть бы раз они образовали хорошую цепь 
или, поднявшись во весь рост, пусть не все, а лишь самые отчаянные головы, 
открыто, как подобает мужчине, пошли в атаку хошь в ближнем, хошь в дальнем бою.
 Им подавай деревья или еще там какие прикрытия, и это при ихнем-то сложении! 
Вот так олень бросается в воду, чтобы сбить охотника со следа. Подцепить их на 
шатык, дык они и минуты не протянут.
— Как же может быть иначе, капрал, — рассмеялся Бурдон, — если они не знают 
штыка? Ты напомнил мне моего отца, который любил рассказывать, как во время 
революции он семь лет сражался на стороне Вашингтона. Англичане, говаривал он, 
часто похвалялись, что если, мол, они пустят в дело штык, проклятым янки 
несдобровать. «Но это было до того, как мы получили на вооружение наши 
зубочистки, — добавлял обычно старик. — А как только нам их дали, у них пылу 
поубавилось». Ты, капрал, видно, забываешь, что у индеев штыков нет.
— Так ведь у каждой армии свой вид оружия. Ежели индей предпочитает шатыку нож 
и томагавк, меня это не касается. Я толкую об атаке, какой она мне видится; 
солдату не нравится шатык, а нравится томагавк, ну что ж, это его дело, но и с 
томагавком он должен твердо стоять на своих позициях и пустить его в ход. Нет, 
нет, Бурдон, лучше один раз увидеть, чем многажды услышать. А я видел 
краснокожих в бою и знаю, ничего-то им с нашим братом не сделать, если наши 
солдаты соединены в полки, как положено, действуют под началом офицеров и 
хорошо обучены. Краснокожие страшны лишь зеленым новобранцам, это так, это я 
признаю, но в остальном они вояки никудышные.
— Хорошо они сражаются или плохо, мне бы все равно хотелось, чтобы их было 
поменьше и стояли они от нас подальше. Этот человек — Питер — для меня полная 
загадка: он то ведет себя очень дружелюбно, то, кажется, вот-вот кинется 
снимать с тебя скальп. Что вам известно о его прошлом, мистер Аминь?

— Значительно меньше, чем я хотел бы, — ответил миссионер. — Никто не мог 
сообщить мне о нем ничего вразумительного; говорят, что он слывет у краснокожих 
прорицателем, своего рода пророком, и как вождь пользуется огромным влиянием. 
Даже его происхождение неизвестно, и это обстоятельство заставляет нас в 
поисках корней Питера обратиться к древней истории евреев. Я полагаю, что Питер 
принадлежит к древу Аарона
note 138
и что Божественным Провидением ему суждено сыграть важную роль в великих 
событиях, свидетелями которых мы являемся. Но для этого прежде всего следует 
уговорить его самого, что это так. Ведь стоит убедить человека в его 
предназначении — и считай, что полдела сделано. Но в мире столько случайных и 
необоснованных теорий, что истине нелегко сквозь равнодушие и нетерпение 
слушателей пробиться к их сердцу.

Такова натура человека. Стоит некой идее овладеть его мыслями, пусть она будет