наших охотничьих земель. Человек, который ничего не знает, всего-навсего 
маленький ребенок, который слишком быстро вырос. Он и велик ростом, и делает 
большие шаги, и ношу может нести тяжелую, и есть любит оленину и мясо бизона, а 
что толку от того, что он большой? Он не знает, куда направить свои шаги, какую 
ношу выбрать; он вынужден просить еду у скво, вместо того чтобы самому 
приносить ее в вигвам, потому что его не научили охотиться. Нам всем надо 
учиться. Это правильно. Научившись сперва, как добывать дичь, как разить врага 
и заполнять вигвам едой, мы можем учить наши предания. В них рассказано о наших 
отцах. Преданий у нас много. Некоторые передают даже наши скво. Некоторые 
рассказывают у костра племени. А некоторые известны только старым вождям. И это 
тоже правильно. Индеи должны говорить не много, но и не мало. Они должны 
говорить мудро — вот что главное. Но мой брат, знахарь бледнолицых, сообщил нам 
здесь, что наши предания говорят нам не все, что нужно. Кое о чем они 
умалчивают. Если это так, нам лучше узнать и это. Если мы евреи, а не индеи, 
нам следует знать об этом. А если мы все-таки индеи, то пусть об этом узнает 
наш брат и прекратит называть нас не нашим именем. Пусть он скажет. Мы слушаем.
И Питер не спеша опустился на землю. Миссионер, понявший все, что он говорил, 
тут же поднялся и доступным для индейцев языком, которому его научил опыт 
многолетнего общения с ними, принялся излагать теорию потерянных племен.
— Я хочу, чтобы мои дети поняли, — сказал он в заключение, — быть евреем 
почетно. Я пришел сюда не унизить краснокожих в их собственных глазах, а, 
напротив, оказать им честь. Я вижу, что Медвежий Окорок желает что-то сказать; 
уши мои открыты, язык мой молчит.
— Я приношу моему брату благодарность — ведь он дает мне возможность высказать 
то, что у меня на уме, — откликнулся упомянутый вождь. — Это истинно так, я 
хочу кое-что сказать. И вот что именно: я хочу спросить знахаря, чтут ли 
бледнолицые евреев и выказывают ли им знаки уважения?
Этот вопрос поставил миссионера в затруднительное положение, но присущая ему 
честность не позволяла уклониться от прямого ответа. Из благоговения перед 
Отцом, покровителем истины во всех ее проявлениях, миссионер и сам ей 
поклонялся, а потому ответил чистосердечно, хотя и не скрывая, как ему 
неприятно отвечать на подобный вопрос. И он и вождь продолжали стоять в течение 
всего диалога, выражаясь парламентским стилем — оба одновременно занимали 
трибуну.
— Мой брат желает знать, почитают ли бледнолицые евреев. Мне хотелось бы 
сказать «да», но истина принуждает меня ответить «нет». У бледнолицых есть 
предания, направленные против евреев, а кроме того, на них тяготеет кара 
Всевышнего, наложенная на детей Израиля. Но сейчас все истинные христиане с 
большим сочувствием взирают на рассеянный по миру и подвергающийся 
преследованиям народ и желают ему благополучия. Белые очень обрадуются, узнав о 
моей находке — что американские краснокожие это и есть потерянные племена 
Израиля.
— Не может ли мой брат сказать, почему это доставит людям его народа радость? 
Не потому ли, что они будут довольны найти старых врагов живущими в бедности, 
на все сужающихся охотничьих землях, с которых селения и фермы бледнолицых 
вытесняют их все ближе и ближе к заходу солнца; там, куда нашла дорогу оспа, но 
откуда она никак не найдет обратного пути?
— Нет, нет, Медвежий Окорок, не думай так дурно о людях белой расы! Наши отцы 
пересекли Великое Соленое озеро и явились в эту часть мира, следуя велению 
указующего перста нашего Господа Бога. Мы лишь повинуемся воле Великого Духа, 
проникая в эту глушь, и несем Его имя тем, кто до сих пор о Нем не слыхал, а 
если и слыхал, то не задумывался. В такой ситуации даже мудрейшие из мудрых 
подобны малым детям, ибо не знают, что делать и куда идти.
— Это странно, — ответил индеец невозмутимо. — У краснокожих все иначе. Даже 
наши скво и дети могут отличить охотничий участок своего племени от охотничьего 
участка другого племени. И если нога краснокожего ступает на чужую землю, 
значит, он так хотел, и хотел для того, чтобы добыть чужую дичь. Иногда это 
даже справедливо. Если справедливо снимать скальп с врага, то почему 
несправедливо охотиться на его оленя или бизона? Но мы поступаем таким образом, 
пони-мая, что мы делаем. А если 6 не понимали, то были бы не достойны сидеть в 
Совете. Первый раз я слышу, что бледнолицые так слабы, так плохо соображают, 
что даже не знают, куда им идти.
— Мой брат не так меня понял. Никому не дано заглянуть в будущее, никто не 
может сказать, что случится завтра. Один лишь Великий Дух это знает. Поэтому Он 
ведет своих детей в их странствиях. Когда наши отцы впервые пересекли Великое 
Соленое озеро и высадились на другом его берегу, никто из них ничего не знал об 
этой стране, лежащей между Великими озерами с пресной водой. Они не знали также,
 что здесь живут краснокожие. А Великий Дух знал, и Ему было угодно, чтобы 
сегодня ночью я поднялся на этом Совете, говорил о Нем и Его власти и моем 
благоговении перед Ним. Это Великий Дух подсказал мне мысль приехать к 
индейцам; и Великий Дух вел меня, шаг за шагом, как приближаются воины к 
могилам своих отцов, к открытию того, что в действительности индейцы являются 
детьми Израиля, частью этого богоизбранного и некогда отмеченного милостью 
Великого Духа народа. Разрешите мне задать моим друзьям один или два вопроса. В 
ваших преданиях не сказано, что ваши отцы прибыли сюда когда-то издалека?
Медвежий Окорок сел на место, считая неуместным отвечать на подобный вопрос в 
присутствии столь важного вождя, как Питер. Он предпочитал, чтобы диалог 
продолжил последний. Питер сразу же понял, почему Медвежий Окорок уклонился от 
ответа, и спокойно продолжил разговор. Вообще все шло так, как если бы 
обстановка на Совете ничуть не изменилась.