ГЛАВА XII


Тебе подобной нет земли,
Нет берега родней.
Мы здесь свободу обрели.
Ты вольности очаг и твердь
И таковой пребудешь впредь
Вплоть до скончанья дней.
Забыв тебя, страна моя,
Пусть заслужу проклятье я
От матери своей.
«Персифаль»


Питер вел себя настолько независимо, чтобы не сказать — властно, что возражать 
ему было, очевидно, бесполезно. Бортник вскоре имел случай убедиться, что и 
миссионер и капрал подчинялись воле индейца, так что спорить с ним не 
приходилось. Во всем он поступал как ему заблагорассудится: спутники 
повиновались ему так беззаветно, словно один из них видел в нем Иисуса, сына 
Навина
note 99
, а второй — даже самого Аарона
note 100
, великого первосвященника.

Питер вскоре покончил со своими приготовлениями. Все пожитки миссионера и 
капрала были выгружены из каноэ, и в нем осталось лишь личное имущество и 
запасное платье самого индейца. Не мешкая, индеец спокойно и бестрепетно 
направил каноэ к другому берегу, и оно легко и стремительно понеслось, 
подгоняемое попутным ветром. Как только он вышел из-под прикрытия зарослей риса,
 бортник и Марджери поспешили на высокое место, откуда могли наблюдать и его 
действия, и прием, который ему окажут потаватоми. Здесь мы их и оставим, а сами 
отправимся вместе с каноэ, несущим вождя к северному берегу.
Поначалу Питер спокойно работал веслом, словно у него не было иной цели, кроме 
переправы через реку. Однако, выйдя из зарослей на чистое место, он перестал 
грести и начал развязывать солдатский мешок, где было аккуратно сложено его 
одеяние. Из этого хранилища вождь бережно извлек небольшой узелок, в котором 
оказалось не меньше семи свежих человеческих скальпов, которые он привязал, в 
определенном порядке, к палке, напоминающей посох. Затем, удовлетворенный 
результатом, он снова взялся за весло. Потаватоми, конечно, заметили каноэ, как 
только оно показалось на глади реки, и тут же собрались на месте обычного 
причала, ниже шэнти, поджидая чужака. Питер же перестал грести, как только до 
берега осталось ярдов сто, взял свой посох со скальпами и выпрямился во весь 
рост, предоставляя ветру нести каноэ, в полной уверенности, что оно пойдет в 
нужном направлении, так как он позаботился увести его в наветренную от причала 
сторону. Раз или два он медленно взмахнул посохом, словно желая привлечь 
внимание к скальпам, подвешенным к его верхушке так, что каждый был отлично 
виден.

Ни Наполеон, возвратившийся после сражения под Аустерлицем
note 101
, ни Веллингтон
note 102
, входящий в палату общин
note 103
, чтобы выслушать благодарственную речь спикера
note 104
, по возвращении из Испании
note 105
, ни победитель во всех битвах при Рио-Браво-дель-Норте
note 106
, ни даже герой долины Мехико
note 107
, чьи лавры спорили со славой самого Кортеса
note 108
, едва ли могли привлекать такой горячий интерес зрителей, как этот знаменитый 
индеец, размахивающий своими скальпами — славным трофеем — перед кучкой 
потаватоми. Слава, то есть преклонение перед воином-победителем, была их общей 
целью. Надо признать, что мудрым и справедливым людям, которые судят по 
стандартам разума и права, побуждения, заставлявшие прославлять победы всех 
вышепоименованных, могли бы показаться в ином свете, а не в ореоле славы; но 
для простых людей это была одна и та же воинская слава, без различия. Имя Оноа, 
перелетая из уст в уста, звучало почтительно: как видно, великого вождя многие 
узнали еще прежде, чем он ступил ногой на берег.

Воронье Перо и другие вожди вышли вперед, навстречу гостю; молодые воины 
остались стоять поодаль, выражая почтительное восхищение. Питер ступил на берег 
и приветствовал всех главарей с присущей дикарям торжественностью. Он пожал 
руки всем по очереди, а некоторых назвал по именам, что было свидетельством