заметила. Однако эта непринужденная беседа была прервана самым неожиданным 
образом; каким именно, мы и сочтем своим долгом поведать в следующей главе.



ГЛАВА XI


Так суждено, коль сердца нет
В его груди и лед в крови,
То не от кого ждать в ответ
Слов утешенья и любви.
Пибоди

Беседу прервала Дороти: поднявшись на небольшой холмик, она вдруг увидела, что 
в устье реки входит лодка, и побежала со всех ног сообщить об этом бортнику. 
Последний, выслушав новость, немедленно поспешил своими глазами увидеть причину 
тревоги.
Каноэ шло с озера, где его подгонял слегка успокаивающийся ветер, и явно 
держало путь на север. В реку путники свернули, должно быть, чтобы приготовить 
себе обед, так как с каждой минутой озеро становилось спокойнее и плыть по нему 
на легком суденышке было вполне безопасно. Бурдон очень встревожился, увидев, 
что дикари с северного берега сигналят дымом незнакомцам в каноэ, так как он 
предвидел, что его враги получат возможность переправиться через реку, если 
вновь прибывшие направятся к ним. Этот план надо было разрушить, поэтому он 
сбежал к самому берегу в том месте, где не было рисовых зарослей, и, оказавшись 
на виду у незнакомцев, пригласил их причалить к южному берегу, который был 
ничем не хуже северного, да к тому же и ближе к лодке. Вскоре один из 
находившихся в лодке поднял руку в знак согласия, и лодка развернулась прямо к 
тому месту, где стоял бортник.
Пока каноэ подходило к берегу, все, в том числе и Быстрокрылый Голубь, 
собрались у воды встретить незнакомцев. Их было всего трое: двое гребли — один 
на носу, другой на корме, третий же сидел посередине в полной праздности. 
Бортник с помощью своей подзорной трубы мог рассмотреть посетителей, и вскоре 
спутники засыпали его вопросами.
— Кто они, Бурдон? — нетерпеливо спросила Марджери. — И зачем они сюда 
приплыли?
— На последний вопрос они ответят сами, однако гребец на носу каноэ — белый, 
солдат — или наполовину солдат, если судить по одежде. Посередке сидит тоже 
белый. Похоже, что это лицо духовное — да, это точно проповедник, хотя и 
привычный к лесным дебрям, судя по платью. Третий — краснокожий, это ясно.
— Проповедник! — повторила Марджери удивленно. — А что ему тут нужно?
— К дикарям отправляются многие миссионеры, как вы знаете, и этот, видно, один 
из них. Этих проповедников сразу узнаешь, с первого взгляда. Вероятнее всего, 
бедняга прослышал про войну и пытается добраться до населенных мест, пока 
скальп еще у него на голове.
— Его не тронут, — вмешался чиппева. — Знают, хочет добро — говорит про 
Великого Духа — индеи таких колдунов не обижают — можно не слушать, что говорит,
 — скальп брать нельзя.
— Рад это слышать, Быстрокрылый, — я уж было решил, что ничей скальп не уцелеет,
 если ты до него доберешься. А вот солдату что здесь понадобилось, а? Сдается 
мне, солдату есть чем заняться в гарнизоне, что в верховьях озера. Кстати, 
Быстрокрылый, а что ты сделал с письмом к командиру Форт-Дирборна, в котором 
сообщалось о войне?
— Жевал, как кусок табак, — отвечал чиппева, — да, все сжевал, чтобы потаватоми 
не взяли и не дали читать человеку короля Георга. Плохо в такое время хранить 
письмо.
— Вряд ли генерал, который дал тебе письмо, поблагодарит тебя за услугу.
— Благодарит — все равно; платит — все равно; теперь письмо не нужно.
— Откуда ты знаешь? Письмо могло бы предупредить гарнизон о нападении врага.
— Они уже там. Гарнизон все убиты, взяли скальпы, а другие взяли в плен. Слышал,
 как говорили потаватоми.

— Не может быть! И Макино и Чикаго — в руках врагов! Видно, Джон Буль
note 70
долго обрабатывал дикарей, что они так быстро собрались воевать!

— Точно — долгая работа, сколько помню. Про Великого Отца из Монреаля говорили 
всегда.
— Наверно, ты прав, чиппева; но вот и наши гости — посмотрим, что они нам 
скажут.
Каноэ подошло достаточно близко, так что можно было различить черты лиц и 
одежды без помощи подзорной трубы, — собственно говоря, столь подвижное 
суденышко должно было вот-вот пристать к берегу. По мере приближения 
незнакомцев наблюдения бортника подтвердились. На носу и вправду восседал 
солдат в рабочей форме, и у него в ногах лежал мушкет, из тех, что линейные 
войска получают от правительства. Что же до того, кто сидел посередине, то и 
его бортник определил так же безошибочно, как и гребца на корме. Каждый из них, 
можно сказать, был в своей форменной одежде: поношенное, вернее, почти вконец 
сношенное черное одеяние «священника» выдавало его мирные намерения, как