note 65
от своего дома, хотя поселки здесь немногочисленны и разбросаны далеко друг от 
друга. Так и Марджери слышала о Бодене, или «Бурдоне», как она его называла, 
повторяя ошибку сотен людей, принимавших это прозвище за настоящую фамилию, и 
считая, что именно так его и зовут. Французского Марджери не знала, разве что 
успела подхватить несколько слов, путешествуя в пограничье, где этот язык в 
особом употреблении, но зато условия для изучения иностранного языка, да еще на 
слух, никак нельзя назвать благоприятными. Если бы она только заподозрила, что 
«Бурдон» значит по-французски «Трутень», она бы скорее откусила себе язык, чем 
назвала бы его хоть раз этим прозвищем; сам-то бортник так привык к своему 
канадскому прозванию, что совершенно не обращал на это внимания. Но Марджери не 
хотела обижать никого; и уж меньше всего ей вздумалось бы оскорблять бортника, 
хотя знала она его всего один день. Но все же у Марджери не хватило смелости 
объяснить своему новому другу, как сильно он ошибается, и что из всех молодых 
людей, которые ей встречались, она предпочла бы его как спутника в бедах и 
опасностях, постигших ее семью; а молодой человек, охваченный чистой, едва 
зародившейся страстью, был склонен считать себя недостойным претендентом на 
внимание девушки, которая уже овладела почти всеми его помыслами.

Так и не объяснившись, молодые люди медленно спускались с холма, не понимая ни 
мыслей, ни чаяний друг друга, и чувствовали себя несчастными по совершенно 
выдуманной причине, в то время как обстоятельства давали им множество гораздо 
более серьезных причин для беспокойства. Гершома они застали бодрствующим, хотя,
 как и предупреждала его сестра, он ничего не соображал и все еще был как бы в 
полусне. Бортник сразу же понял, что в таком состоянии от Склада Виски помощи 
ждать не приходится: скорее он послужит помехой в случае, если понадобятся все 
силы без остатка. Марджери дала понять, что обычно требуется не меньше двадцати 
четырех часов, чтобы тот совершенно оправился после серьезного запоя; а судьба 
всей семьи должна была решиться, более чем вероятно, как раз в этом самом 
интервале времени.
Бурдон ломал голову во время завтрака, обдумывая, как их маленький отряд в 
своем нынешнем состоянии будет выпутываться из беды, а тем временем сидевшее 
рядом с ним юное существо, без кровинки в лице, искренне считало, что он только 
о том и думает, как бы спасти себя и свой запас меду от дикарей, что на том 
берегу. Если бы молодые люди были знакомы немного дольше, Марджери и в голову 
бы не пришло предположение, столь оскорбительное для бортника; однако не было 
ничего невероятного или бесчестящего в предположении, что совершенно чужой 
человек в первую очередь станет заботиться о себе и соблюдать свои собственные 
интересы, а бортник находился именно в таком положении.

Во время еды никто не проронил ни слова. Дороти молчала по привычке: к этому 
приучило ее горе да заботы. Ее муженек был еще слишком ошеломлен, чтобы 
разговаривать, хотя в другое время любил поболтать; индеец же редко совершал 
два действия одновременно. Пришло время действовать; когда настанет время для 
разговоров, он в грязь лицом не ударит. Быстрокрылый Голубь мог и обходиться 
без еды, и наедаться до отвала, в зависимости от ситуации. Ему не раз случалось 
целыми днями довольствоваться разве что горсткой ягод; а порой он целую неделю 
кряду валялся у лагерного костра, набивая живот олениной, что твоя анаконда
note 66
. Очевидно, на счастье американских индейцев, именно эта пища переваривается с 
особой легкостью, потому что неумеренность в еде, ставшая их второй натурой, 
известна повсюду. А то не миновать бы им смерти от обжорства.

Когда завтрак подошел к концу, настало время обсудить дальнейшие действия. Пока 
потаватоми ничего нового не узнали; но когда дело идет о том, чтобы разыскать 
врага в лесу, хитроумия краснокожих приходится опасаться.
— Одно преимущество перед врагом мы уже получили, — сказал Бурдон. — Мы ушли на 
другой берег. На воде не найдешь следов; и даже если бы у Вороньего Пера было 
каноэ, он не знал бы, куда на нем плыть, где нас искать.
— Это не так, — несколько поучительно заявил чиппева, — знает, что у нас каноэ 
— знает, что перешли реку.
— Откуда же ему знать, Быстрокрылый? Мы могли выйти в озеро или вернуться на 
прогалины в дубровах, и потаватоми могут только гадать, куда мы девались.
— Сказал — не так. Знает, не пойдем озеро — ветер дует. Знает, не пойдем вверх 
по реке, очень тяжело; знает, пришли сюда, это легко. Индей любит делать легко, 
и бледнолицый делает так же, как индей. Воронье Перо делает плот очень скоро; 
тогда придет за скальпами.
— Да, — тихо сказала Марджери. — Лучше вам сейчас же погрузить все в свое каноэ 
и выйти в озеро, пока дикари не могут вас настичь. Ветер попутный, если плыть к 
северу; а вы сказали, что собираетесь в Макино.
— Я нагружу свое каноэ, Марджери, и нагружу ваше; я не собираюсь покидать вашу 
семью, пока хоть кто-то из вас нуждается в моей помощи.
— Брат будет в состоянии позаботиться о нас к полудню. Он хорошо управляется с 
каноэ, когда трезв; уходите, Бурдон, пока есть время. Я думаю, вас ждет дома 
мать; может быть, сестра… или жена…
— Никто меня не ждет, — выразительно отчеканил бортник. — Никто меня не ждет; и 
ни у кого нет права меня ждать.
Кровь бросилась в лицо прелестной Марджери, когда она услышала эти слова, и в 
ее мыслях сверкнул утешительный луч, хотя последний час она сама собирала в 
своем воображении самые черные тучи. И все же ее великодушное сердце не