сильнее. А вон и наша оленина, Уоринг, в целости и сохранности.
Тушу оленя разделили на две части и, взвалив на плечи каждый свою, вернулись к 
реке, сделав крюк, чтобы обойти тело убитого индейца. Оба работали не покладая 
рук, так что вскоре все было готово, и каноэ отчалило от берега. Каламазу не 
отличается быстрым и бурным течением, и все же оно достаточно сильно. 
Разумеется, течение не везде одинаково, и встречаются плесы, где вода едва 
колышется, а в иных местах встречаются перекаты и даже водопады. Но в целом, 
особенно в той части реки, где находилось наше каноэ, ничто не мешало ему резво 
скользить вниз по течению, слушаясь легких ударов весла.
Бортник покидал свой приют не без сожаления. Он выбрал для шэнти самое приятное 
местечко, сообразуясь со здоровым воздухом, тенью, водой и зеленью и не забывая 
о близости ульев и удобстве добычи меда. В своем ремесле он был необычайно 
удачлив, и небольшая горка бочонков посередине каноэ стала для него отрадным 
зрелищем. Собранный в этом сезоне мед к тому же оказался на редкость ароматным, 
а это обещало и высокие цены, и быструю распродажу. И все же бортник покидал 
обжитой дом с глубоким сожалением. Он любил свое дело, любил одиночество, хотя, 
быть может, и немного чересчур; и ему были по душе тихие радости, естественно 
связанные с «выслеживанием» пчел, открытиями и медом в награду за труды. Из 
всех родов занятий, связанных более или менее с неожиданностями, присущими 
охоте и травле, занятие бортника — самое мирное и тихое развлечение.
У него были причины для неуверенности и треволнений, но без изнурительных 
походов и погонь; и его ремесло, связанное со здоровым подвижным образом жизни 
на свежем воздухе, приносило скорее удовольствие, чем усталость и беспокойство. 
Да и наблюдения за маленькими существами, привычки которых надо изучить и, как 
видел читатель, использовать в своих интересах, таят свое очарование для тех, 
кто любит разгадывать тайны природы. Порой Трутень с таким захватывающим 
интересом наблюдал за маленькими своими друзьями, что трижды за это самое лето 
оставил нетронутыми честно найденные ульи, так как убедился, что они недавно 
созданы молодыми матками и еще не окрепли достаточно, чтобы новое роение не 
нанесло им ущерба. Проявляя такое родственное внимание к жертвам своего ремесла,
 Боден не видал заумных причуд людей, не знающих меры в своей 
сентиментальности; нет, его чувства были простыми и бесхитростными, и при этом 
по большей части добрыми и гуманными. Он понимал, что пчела, как и другие наши 
меньшие братья, предназначена служить человеку, без зазрения совести 
пользовался дарованными ему правами, да вот только пользовался ими осторожно, 
различая, как должно, где польза, а где уже злоупотребление.
Каноэ скользило вниз по течению, и путникам не приходилось тратить силы, 
работая веслами. Легкого гребка было достаточно, чтобы плавучее суденышко 
прибавило ходу, а течение несло его дальше. Это обстоятельство позволило им 
беседовать, пока каноэ двигалось почти что само собой.
— Как подумать, — неожиданно воскликнул Уоринг, созерцавший груду бочонков 
довольно долго и в полном молчании, — как подумать, Бурдон, ремесло у тебя на 
отличку! Совсем особое дело! На редкость!
— Более редкое дело, думаешь, чем попивать виски утром, в полдень и на ночь, 
так, Гершом? — отвечал бортник с добродушной улыбкой.
— Ну, это же не ремесло, а дело полюбовное! Мужчина может пристраститься к чему 
угодно, а работа у каждого своя. По мне, никакое дело, которым человек не 
зарабатывает на жизнь, и делом-то считать не годится.
— Может, ты и прав, Уоринг. От виски больше людей зарабатывает себе не жизнь, а 
смерть.
Казалось, эта фраза, сказанная так спокойно, но удивительно кстати, поразила 
Склада Виски. Он внимательно смотрел на товарища целую минуту, прежде чем 
попытался подвести итог разговору.
— Вот и Цветик мне то же самое говорила, — медленно произнес он. — Долли и та 
твердит про это.

Бортник заметил, что его слова произвели впечатление, и решил, что упрек сам по 
себе достаточно горек и разумнее будет не пытаться сейчас продолжать разговор 
на эту тему. Уоринг сидел повесив голову, в глубокой задумчивости, а его 
спутник впервые за время их знакомства пристально разглядывал черты и выражение 
лица этого человека. На первый взгляд в облике Склада Виски было мало 
привлекательного; но если приглядеться, то можно было отыскать следы 
незаурядной красоты, данной ему природой. Речь его была примитивной, а лицо 
стало грубым и отталкивающим из-за пьянства, которое сделалось проклятием его 
жизни, но былая мужественная красота еще проступала сквозь эту грубую кору. 
Некогда лицо у него было белым и нежным, почти как у женщины, щеки полыхали 
здоровым румянцем, а голубые глаза были ясными и светились надеждой. Волосы 
были светлые, и эти черты явно выдавали его саксонскую кровь
note 45
. Не столько англосаксонскую, впрочем, сколько американо-саксонскую, но она 
проявлялась и в сложении, и в цвете волос этого существа, столь близкого к 
окончательному самоуничтожению. Черты, словно вырубленные топором, и 
тяжеловесная медлительность движений исчезли из его рода вместе с мощью рук и 
ног, возможно, под влиянием иного климата, и его профиль поражал изяществом, а 
рот и подбородок были словно изваяны резцом великого скульптора. Признаться, 
больно было смотреть на лицо этого человека, погрязшего в пьянстве и быстро 
терявшего облик, дарованный природой. Тело его пока еще сохранило почти всю 
былую силу — враг прокрался в крепость втихомолку, но еще не сумел овладеть ею 
полностью. Бортник вздохнул, глядя на своего помрачневшего спутника, и 
задумался о том, обладает ли Цветик этой редкостной природной прелестью,