именно по этой причине бортник и не принес домой оленя в тот день, когда убил 
его; он поступил так, несмотря на то что обычно американские охотники 
предпочитают нести свою добычу на любое расстояние, а не оставлять даже на 
короткий промежуток времени в лесу. В последнем случае всегда существует 
опасность, что запах крови издалека привлечет внимание хищников. Бурдон полагал,
 что им могут повстречаться волки; и хотя он подвесил оленью тушу вне пределов 
досягаемости для большинства диких зверей, однако каждый из охотников прихватил 
с собой винтовку и Хайф, в виде особой милости хозяина, получил разрешение 
сопровождать их.
Первые полчаса не принесли никаких неожиданностей. Бортник непринужденно 
беседовал со своим спутником, который, как он с удовольствием отметил, проявлял 
гораздо больше здравого смысла, чтобы не сказать — острого ума, чем раньше; Бен 
получал от него нужные сведения о количестве лодок и их передвижениях по озерам,
 сведения, которые, как Бурдон полагал, весьма пригодятся ему, когда он 
отправится в Детройт. Занятый беседой, Бурдон лишь метрах в пятистах от места, 
где оставил оленя, обратил внимание на поведение пса. Вместо того чтобы, по 
привычке всех собак, бегать взад-вперед и вынюхивать нечто справа и слева, пес 
шел вперед напрягшись, с низко опущенной головой, явно руководствуясь своим 
обонянием, словно ветер приносил какой-то сильный запах.
— Точно, как то, что меня зовут Гершом, — воскликнул Уоринг, как только они с 
Беном остановились, — там вон сидит индей! Вон там, поправее от собаки; Хайф 
унюхал его запах. Малый спит, а винтовку держит на коленях и вовсе не боится ни 
медведей, ни волков!
— Вижу, — сказал Бурдон, — и в равной степени удивлен и удручен, наблюдая его 
здесь. Довольно поразительно, что ко мне именно в это время сошлось столько 
гостей, хотя до вчерашнего дня в моих охотничьих угодьях не было ни души. 
Поневоле чувствуешь себя не в своей тарелке, Уоринг, когда приходится жить 
среди такого многолюдия! Ну да ладно, — я собрался уезжать, и все это через 
двадцать четыре часа останется в прошлом, верно?
— Судя по раскраске, парень из племени виннебаго, — вставил Гершом, — давай-ка 
пойдем навестим его.
Бортник согласился, заметив по дороге, что вряд ли незнакомец принадлежит к 
названному выше племени; хотя нынче, по его мнению, индейцы слишком часто и 
небрежно пользуются раскраской, так что разобраться мудрено.
— Крепко спит, мошенник! — воскликнул Гершом, останавливаясь ярдах в десяти от 
индейца и всматриваясь.
— Он никогда не проснется, — торжественно сказал бортник, — этот человек мертв. 
Смотри: у него на виске кровь, а вот и дырка от пули.
С этими словами бортник подошел поближе и, приподняв нечто вроде шали, которая 
некогда служила украшением, а сейчас была небрежно накинута на голову своего 
покойного владельца, открыл хорошо знакомое лицо Большого Лося, потаватоми, 
который расстался с ними всего за сутки до этой встречи!
Воин был застрелен пулей, прошедшей прямо через висок, и оскальпирован. Из его 
рога был высыпан порох, а из охотничьей сумки — пули, но его не обобрали. Тело 
было аккуратно прислонено к дереву в сидячей позе, винтовка покоилась у него на 
коленях, и оно было оставлено на произвол диких зверей и природных стихий, 
которые выбелят его обглоданные кости дождями и снегами!
Бортника пробрала дрожь, когда он взглянул на этот страшный памятник жестокости,
 от которой нет спасения даже в безлюдной глуши. Бурдон ничуть не сомневался, 
что своего недавнего спутника и сотрапезника убил Быстрокрылый Голубь, и от 
этой мысли у него стало тяжело на сердце. И хотя сам он весьма опасался 
потаватоми, он многое готов был бы отдать, чтобы этого кровавого дела не 
совершилось. Было видно сразу, что оба индейца относятся друг к другу с крайним 
недоверием и подозрительностью, но бортник не мог и вообразить, что это 
приведет к такому чудовищному концу!
Осмотрев труп и приметив все вокруг, путники пошли дальше, лишний раз 
убедившись, что необходимо не только побыстрее уходить отсюда, но и 
поддерживать друг друга в этой глуши, когда разгул насилия явно захватил 
здешние племена. Бортнику очень понравился чиппева, и ему было горько думать, 
что это кровавое дело — творение его рук. Конечно, при определенном толковании 
вещей индейского воина, действовавшего по своим законам, можно было оправдать 
за то, что он убил воина враждебного племени; но Бурдон этого не одобрял. Сам 
он был человеком мирным и добродушным, хотя по-своему горячим и увлекающимся, и 
всегда избегал сцен кровопролития, так часто разыгрывавшихся в лесах и прериях; 
по правде говоря, на этот раз он впервые увидел труп человека, павшего от руки 
другого человека. Гершом, благодаря своей связи с «огненной водой», был 
невольным свидетелем большего числа случаев, присущих своеобразной жизни 
пограничья, но даже он не мог прийти в себя, пораженный внезапностью страшной 
смерти потаватоми.
Хоронить останки Большого Лося они не стали, — не только потому, что у наших 
путешественников не было нужных инструментов, но и потому, что, закопай они 
могилу кое-как, это послужило бы прямым приглашением волкам выкопать тело.
— Пусть себе сидит, привалясь к дереву, — сказал Уоринг, когда они шли к месту, 
где была оставлена туша оленя, — и я поручусь, что его ни одна тварь не тронет. 
В человеческом лице, Бурдон, есть что-то, чего зверье на дух не переносит; 
сумей только взглянуть им прямо в глаза, и целая стая волков разбежится, как 
зайцы.
— Об этом и я слыхал, — возразил бортник, — да только не хотелось бы мне быть 
участником этого эксперимента. Согласен, что в человеческом лице может быть 
нечто ужасающее для зверей; да ведь и голод не пустяк, он может оказаться куда