Однако трем или четырем удалось перелезть и стать подле стен дома. Вид этих 
смельчаков приободрил осаждающих, и они пошли на приступ.
Роберт оставил Джойса и других на крыше защищать отверстие, а сам с Джеми и 
Блоджетом спустился в библиотеку и из открытых окон дал залп по спрятавшимся 
внизу скалы индейцам. Те отступили немного в кусты и со своей стороны начали 
стрелять в окна. Несмотря на опасность, которой подвергали себя Вилугби и Джойс,
 в «хижине» не было еще ни одного убитого, в то время, как между осаждающими 
насчитывалось уже около двенадцати убитых. Приступ продолжался уже с час. 
Начинало темнеть.
Наступила ночь, и Роберт с Джойсом начали крепко запираться повсюду. Прежде 
всего закрыли ставнями окна с северной части дома; потом позаботились о дверях. 
На крышу поставили воду на тот случай, если неприятель вздумает огненными 
стрелами поджечь дом. Наконец все приготовления на ночь были окончены, и 
Вилугби спросил Джойса о матери и о теле отца. Тот сказал, что тело капитана в 
комнате мистрис Вилугби, и что там же находятся и мать с дочерью.
Роберт пошел к матери. Тишина господствовала на этой половине дома. Все слуги 
разошлись: кто был на крыше дома, кто у слуховых окон. У двери в комнату матери 
он остановился и прислушался: ни шепота, ни стонов, ни рыданий. На его стук в 
дверь никто не ответил. Прождав еще с минуту, он отворил дверь и тихо вошел в 
комнату. Она была освещена единственной лампой. Посредине комнаты на большом 
столе лежало тело капитана, на нем была та же охотничья блуза, в которой он 
вышел в последний раз из дома. Лицо покойного сохранило свое обычное выражение 
спокойствия. Только мертвенный цвет лица показывал, что это было спокойствие 
смерти. Наклонившись, Роберт с благоговением поцеловал бледный лоб отца, и 
глухой стон невольно вырвался из его груди. Потом он подошел к Белле. С Эвертом 
на руках она сидела в уголке комнаты и не спускала глаз с отца. Она боялась 
взглянуть на брата, и когда тот обнял ее, пожала ему руку и, прижав к себе 
ребенка, зарыдала.
В самом темном уголке сидела мистрис Вилугби. На ее лице не было видно ни слез, 
ни горя; она как бы застыла в своем оцепенении, устремив на покойника 
неподвижный взгляд. Так просидела она уже несколько часов; ни ласки дочери, ни 
крики нападающих, ни ее собственное горе не могли вывести ее из этого состояния.

— Мама, моя дорогая, бедная, несчастная мама! — воскликнул Вилугби, бросаясь к 
ее ногам.
Но она не замечала его, своего любимого сына, свою гордость. Роберт заслонил 
собою тело отца, и она нетерпеливо оттолкнула его. Это было первый раз в жизни. 
Сын нежно взял ее руки и покрывал их поцелуями.
— О, милая мама, ты не хочешь узнать меня, Роберта, Боба! Посмотри на меня.
— Ты говоришь очень громко, — прошептала вдова. — Ты можешь разбудить его. Он 
обещал мне привести тебя. Он не забывает своих обещаний. Он много ходил и устал.
 Посмотри, как тихо спит он.
Роберт застонал. Вдруг Белла вскрикнула и со страхом прижала к себе сына. В 
дверях стоял Ник.
Он был раскрашен по-военному и теперь явился сюда как друг, чтобы защищать 
семейство убитого им капитана. Майор по виду индейца догадался о его намерениях 
и надеялся, что, может быть, его присутствие поможет вернуть сознание бедной 
матери.
Ник спокойно подошел к столу и равнодушно посмотрел на свою жертву. Потом он 
протянул руку к телу, но тотчас же поспешно отдернул ее назад. Вилугби заметил 
это, и в первый раз у него промелькнуло подозрение.
Ник повернулся к сестрам.
— Зачем плакать? — спросил он, кладя свою жесткую руку на голову заснувшего 
ребенка. — Хорошая женщина, хороший ребенок. Вайандоте защитит их в лесу. Он 
поведет их в город бледнолицых: там они будут спать спокойно.
Это было сказано суровым тоном, но слова индейца проникнуты были таким участием,
 что Белла с благодарностью взглянула на него. Индеец понял ее взгляд и 
одобрительно кивнул ей головой, затем подошел к вдове и взял ее руку.
— Добрая женщина! Зачем смотреть так сердито? Капитан теперь в стране охот. Все 
будем там.
Мистрис Вилугби узнала голос индейца, и прошлое воскресло в ее памяти.
— Ник, ты мой друг, — сказала она серьезно. — Постарайся разбудить его.
Индеец вздрогнул, услышав эти странные слова.
— Нет, капитан оставил теперь жену. Она ему больше не нужна. Пусть она положит 
его в могилу и будет счастлива!
— Счастлива! Что значит быть счастливой, Ник? Я прежде знала, что это такое, но 
теперь совершенно забыла. О, это жестоко! Жестоко убить мужа и отца! Не так ли, 
Роберт? Что ты скажешь об этом, Ник? Я дам тебе лекарства. Ты умрешь, индеец, 
если не выпьешь его. Вот, возьми чашку! Теперь ты останешься жить.
Ник с ужасом отступил и смотрел на несчастную. Вдруг раздались громкие крики. 
Вилугби выбежал из комнаты, Мод бросилась за ним, чтобы запереть дверь, но в ту 
же минуту Ник быстро поднял и понес ее.
Не успела Мод опомниться, как Ник внес ее в кладовую, и прежде чем она успела 
спросить у него объяснений, он повернул ключ, и замок щелкнул. Вайандоте хотел 
отнести в это безопасное место также и мать с дочерью, но крики индейцев 
раздавались уже совсем близко, и Роберт Вилугби призывал всех защитить дом. 
Услышав его голос, Ник с диким воинственным криком бросился вон из комнаты.
Вилугби, Джойс, Мик и Блоджет с отчаянием защищали дом. Над «хижиной» носился 
оглушительный грохот и рев: стоны раненых, выстрелы, команда Роберта, — все 
смешалось в диком вопле. Вдруг к этим нестройным звукам примешалась дробь