этом откровенно. Я выпущу того из ворот и дам с собою какое-нибудь оружие и 
провизии. Он может также взять с собою все, что ему принадлежит. Пусть здесь 
останутся только те, кто действительно этого хочет. Ночь темна, и теперь самый 
удобный момент уйти; прежде, чем настанет день, можно уже быть далеко. Если кто 
хочет уйти, пусть скажет откровенно, не боясь ничего. Ему сейчас же откроют 
ворота.
Капитан остановился, но все молчали.
Повернувшись к Джойсу, капитан вдруг заметил благодаря свету от лампы, что 
кто-то стоит возле стены дома. Капитан сообщил об этом Джойсу и они оба 
направились в ту сторону, неся фонарь. Когда они подошли ближе, на них 
сверкнули черные глаза индейца.
— Ник! — воскликнул капитан. — Ты ли это? Зачем ты пришел сюда и как ты 
пробрался через палисады? Ты пришел к нам как враг или друг?
— Слишком много вопросов, капитан! Обо всем спрашиваете разом. Ступайте в 
комнату с книгами. Ник пойдет за вами, скажет все что надо.
Капитан поговорил тихо с сержантом, отдав приказание быть внимательным на часах,
 и направился в библиотеку, где с нетерпением ждала его жена с дочерьми.
— О, Гуг, неужели случилось то, чего мы боялись? — воскликнула мать, как только 
показался капитан, сопровождаемый тускаророй. — Неужели колонисты оставили нас 
в такую минуту?
Капитан указал на индейца.
— Ник!
— Да, Ник, Соси-Ник, — повторил индеец. — Старый друг. Вы не рады видеть его?
— Это зависит от того, зачем ты пришел сюда, — сказал капитан. — Ты с теми, что 
теперь на мельнице? Но скажи мне прежде, как ты вошел в палисады?
— Деревья не могут остановить индейца. Надо много ружей, много солдат, капитан! 
Здесь бедный гарнизон для Ника. Он всегда говорил: много щелей, чтобы пройти.
— Но, друг, ты не отвечаешь мне на мой вопрос. Как ты пробрался через палисады?
— Как? Конечно, по-индейски! Подошел, как кошка, как змея. Ник — великий вождь; 
хорошо знает, как идет воин, когда томагавк вырыт.
— И Ник так же хорошо должен помнить, как я драл его по спине. Припомни, 
тускарора, я не раз сек тебя!
Эти жестокие, оскорбительные слова были сказаны слишком необдуманно. Женщины 
вздрогнули и с беспокойством подняли глаза на капитана, как бы прося 
остановиться. Он зашел слишком далеко.
Лицо Ника стало страшным, зловещим. Казалось, он снова переживал каждый 
полученный удар, и воспоминание об этом бесчестии было мучительно для гордого 
тускароры. После минутного молчания выражение лица Ника мало-помалу начало 
изменяться. Оно снова приняло свое спокойствие и неподвижность изваяния.
— Послушайте, — начал серьезно индеец. — Капитан — старый человек, его голова 
бела как снег. Храбрый воин, но мало ума. Зачем трогать рану? Умный человек не 
станет так делать. Зима холодна, много льда, много метели, много снега. Все 
ужасно! Потом зима кончилась, настало лето. Все хорошо, все приятно! Зачем же 
вспоминать зиму, когда настало лето?
— Затем, чтобы приготовиться к ее возвращению.
— Нет, капитан не умно поступает, — ответил настойчиво Ник. — Капитан — вождь 
бледнолицых. Имеет гарнизон, хороших солдат, хорошие ружья. Что же? Обижает 
воина, проливает его кровь. Это очень жестоко! Еще более жестоко трогать старые 
раны, вспоминать о страданиях и бесчестии.
— Да, Ник, лучше было бы не вспоминать об этом. Но ты сам видишь, в каком я 
положении. За палисадами — неприятель, мои люди бегут от меня… Все это тяготит 
меня, и, наконец, я встречаю на своем дворе постороннего человека и не знаю, 
как он пробрался сюда. Возьми себе этот доллар даром.
Ник не обратил внимания на монету, и капитан должен был спрятать ее обратно в 
карман.
— Скажи мне, как ты пробрался через палисады и что привело тебя сюда?
— Капитан может спрашивать обо всем этом, но пусть не трогает старых ран. Как я 
прошел? Где часовой, чтобы мог остановить индейца? Часовой только один у ворот. 
Десять, двенадцать, три места есть еще. Через палисады можно перелезть. Солдата 
не было у ворот, когда Ник прошел. Раньше капитан был друг Ника. Вместе шли по 
тропинке войны, оба сражались против французов. Скажите, кто подполз к крепости 
с пушками, кто открыл ворота бледнолицым? Великий тускарора сделал это!
— Все это верно, Вайандоте! (Это было одно из самых славных имен Ника, и улыбка 
удовольствия появилась на губах тускароры, когда он вновь услышал это имя, 
наводившее в прежнее время ужас на его врагов.) — Все это верно, Вайандоте! 
Тогда ты показал себя храбрым, как лев, и хитрым, как лисица. Этот подвиг 
прославил тебя.
— Тогда у Ника не было рубцов от плети! — воскликнул индеец, и голос его 
зазвучал так, что мистрис Вилугби задрожала.
— Скажи мне, зачем ты пришел к нам и откуда?
Несколько минут индеец не отвечал. Понемногу лицо его приняло ласковое 
выражение.
— Добрая женщина, — сказал он с улыбкой, протягивая руку мистрис Вилугби, — 
имеет сына, любит его, как грудного ребенка. Ник пришел от него.
— От моего сына, Вайандоте! — воскликнула мать. — Что ты принес мне от него?
— Принес письмо.
Женщины радостно вскрикнули и все трое невольно протянули руки. Ник вынул 
письмо из складок платья и передал его матери, мистрис Вилугби. Письмо было 
коротко и написано карандашом на листке, вырванном из какой-то книги. Вот что 
было написано на нем: