гораздо медленнее, чем предсказывал слишком  уж
оптимистически настроенный доктор.
   Сорви-голова приносил им новости, стараясь  чем  только  можно  облегчить
участь пленников. В дружеской беседе незаметно шло время. Патрик рассказывал
о своих приключениях в Индии, Жан - о том, что пережил  в  стране  "Ледяного
ада". Все это - к  немалому  возмущению  Поля  Поттера,  непосредственная  и
простая натура которого никак не могла  примириться  с  этой  дружбой  между
вчерашними смертельными врагами.
   Ненависть к завоевателям пылала в душе юного бура с той же силой, как и в
первый день их вторжения. Это чувство патриота обострялось еще ненавистью  к
убийце его отца Ничто не могло ни смягчить, ни тронуть его.  Затаив  в  душе
мщение, он шел к намеченной цели, не сворачивая, и сожалел лишь о  том,  что
пуля, уложившая волынщика, не покончила также и с полковником.
   Неудивительно поэтому, что  в  его  отношениях  с  на-чальником  появился
заметный холодок. А в душе его зрел мрачный план мести герцогу Ричмондскому.
   Офицеры-шотландцы, в свою очередь, не могли понять как это  Жан  Грандье,
образованный и богатый  человек,  мог  до  такой  степени  увлечься  борьбой
каких-то мужиков южноафриканских республик за свою независимость
   Однажды Патрик, желая объясниться,  со  своей  обычной  прямотой  спросил
Жана:
   - Вы ненавидите Англию?
   - Нисколько. Англия - великая страна, и я восхищаюсь ею.  Но  теперь  она
ведет несправедливую войну, и потому я сражаюсь против нее.
   - Но это наше внутреннее дело: мы подавляем бунт в своей стране.
   - Отнюдь нет. Буры  не  являются  подданными  Англии,  следовательно,  их
нельзя рассматривать как мятежников.
   -  Не  будем  играть  словами,  -  возразил  Патрик.  -   Южноафриканские
республики находятся в самом центре сферы английского влияния, и мы считаем,
что они составляют неотъемлемую часть королевских владений.
   - Но, черт возьми, тут я не согласен с вами!
   - Напрасно! Они наши на том же основании, что и Бечуаналенд*, и  Родезия*
, и Капская* земля, и  Англо-Египетский  Судан*,  и  другие  аннексированные
империей территории. И разве буры не такие же дикари? Это  тупые  крестьяне,
безграмотные в своей массе, отказавшиеся от  благ  современной  цивилизации,
нравственно и физически нечистоплотные люди, закосневшие в своих примитивных
способах  производства...  Да,  да,  повторяю  -  дикари,   вернее,   белые,
вернувшиеся к первобытному состоянию.  Мы,  англичане,  ставим  их  не  выше
краснокожих, или арабов, или каких-нибудь кочевников Центральной Азии...
   При этих словах Сорви-голова вспыхнул, потом побледнел и  готов  уже  был
взорваться  и  выложить  собеседнику  начистоту  свое   возмущение,   однако
сдержался и, решив юмористически парировать этот выпад, ответил  добродушным
тоном:
   - Но, милейший, эти дикари  пользуются  электричеством,  строят  железные
дороги, у них есть  типографии,  они  производят  современное  вооружение...
Забавные дикари, не правда ли? Думаю, что  они  неплохо  выглядели  бы  и  в
Европе, хотя бы, например, в вашей Ирландии! А?.. Что же касается главы этих
"дикарей"-президента Крюгера,  то  князь  Бисмарк  ставил  его  куда  повыше
биржевых спекулянтов, этих вождей европейских сиуксов*. А Бисмарк разбирался
в людях!
   - О, Крюгер! Бесхвостая макака!.. Шут, еще более смешной и  нелепый,  чем
его изображают карикатуристы.
   - А буры находят, что он самый прекрасный человек обеих республик, как  и
вы, вероятно, видите в своей  королеве  Виктории  самую  прекрасную  женщину
Соединенного королевства. Охотно присоединяюсь к обоим суждениям: старый бур
и старая английская леди прекрасны, как полубоги, но каждый в своем роде.
   Этот меткий ответный удар так точно попал в цель, что ни отец, ни сын  не
нашли слов для возражения.
   После неловкого молчания полковник обрел наконец дар речи.
   - Все это только слова, мой юный друг, - задумчиво произнес  он,  -  одни
слова. Война - страшная вещь, и тот, кто начинает ее, должен быть  неумолим.
Мой сын прав: буры - бунтовщики и дикари, и  мы  должны  уничтожать  их  как
бунтовщиков и дикарей. Мы пришли сюда не для того, чтобы сентиментальничать.
Мы сражаемся здесь за самое существование Британской  империи,  и  последнее
слово в этой войне скажем мы, хотя бы ради этого  нам  пришлось  принести  в
жертву двести тысяч человеческих жизней и потратить двести миллионов  фунтов
стерлингов.
   Сорви-голова вторично был вынужден подавить свое негодование.
   Он как бы воочию увидел пропасть, которая отделяла  его  от  джентльмена,
только что обнажившего перед ним  всю  свою  высокомерную,  эгоистическую  и
жестокую душу английского аристократа. Жан вдруг почувствовал такой  приступ
возмущения, что голос его задрожал:
   - Не говорите так, милорд! Посмотрите, как добры и  человечны  к  пленным
эти патриоты, которых вы хотите уничтожить. Они усердно  ухаживают  даже  за
вами, несмотря на то что вы так безжалостно  поступили  с  фермером  Давидом
Поттером.
   - Это был мой долг председателя военного суда, который я готов  исполнить
снова хоть завтра.
   - Вы снова приказали бы убить, почти  без  суда  и  следствия,  патриота,
лишить семью супруга и отца только потому,  что  он  защищал  свою  жизнь  и
свободу?
   - Без колебания! В полном соответствии с волей  ее  величества  королевы,
желающей  завоевать  и  окончательно  присоединить  к  своим  владениям  обе
республики.
   Сорви-голова вскочил, готовый на решительный отпор. Его остановил  чей-то
крик, раздавшийся извне:
   - Ты никого боль