Молокососу и подхватил его  в
то самое мгновенье, когда Жан уже терял сознание.
   Одна из пуль настигла храброго спасителя, задев его плечо. Не заботясь  о
ране, оставлявшей кровавый след на воде, он плыл с  удвоенным  упорством  и,
сам почти лишившись чувств, вынес на берег юного командира разведчиков.
   Неизвестный, спасший Жана с опасностью для собственной жизни, был не  кто
иной, как фермер Давид  Пот-тер.  Храбрец  отнес  юношу  к  себе  на  ферму,
находившуюся в двух  километрах  от  берега,  и  стал  ухаживать  за  ним  с
отеческой заботливостью.
   Надо ли говорить о том, какую благодарность почувствовал молодой  француз
к своему спасителю! Выздоровев, он всякий раз, когда выдавалась свободная от
службы минутка, приезжал на ферму пожать шершавую руку  бурского  фермера  и
отдохнуть несколько часов в тесном кругу его семьи.
   Выше  мы  уже  рассказали,  при  каких  страшных  обстоятельствах  и  как
трагически оборвалась эта дружба.
   Читатель вполне может теперь представить себе,  в  какую  ярость  привела
капитана Сорви-голова расправа с его другом и спасителем, совершенная у него
на глазах англичанами с утонченной жестокостью, недостойной  солдат  великой
нации.
   Он поклялся жестоко отомстить, а клятва, произнесенная  таким  человеком,
как Жан Грандье, не могла остаться невыполненной.
   Остальное нам уже известно. К сожалению, в тот момент, о котором идет наш
рассказ, капитан разведчиков  был  совершенно  лишен  возможности  отомстить
членам военного суда за убийство своего друга...
   После головокружительного бегства по травянистой степи  и  хитрых,  чисто
индейских  приемов,  с  помощью  которых  они  вырвались  из  почти  полного
окружения англичан, юный Поль и Сорви-голова с Фанфаном на плечах  очутились
перед непроходимой чащей колючей мимозы. Они надеялись найти здесь спасение,
как вдруг навстречу им и почти в упор раздалась частая  пальба.  Но  что  за
чудо! Ни одна из пуль даже не задела  Молокососов.  И  это  было  тем  более
удивительно, что таинственные стрелки, хорошо укрытые за ветками и  стволами
деревьев, имели полную возможность спокойно целиться
   Зато с полдюжины англичан, подстреленных на расстоянии  тридцати  метров,
как кролики, перекувырнулись в воздухе.
   - Будь покоен, хозяин! - воскликнул ослабевший, но не унывающий Фанфан. -
Будь покоен! Это друзья!
   - Верно! - сказал Сорви-голова. - Верно, это свои... Вперед, товарищи!
   Поль бесстрашно полез в  чащу,  покрытую  колючками,  за  ним  последовал
Фанфан, а Жан замыкал шествие, подталкивая Фанфана и помогая ему.
   Передвигаясь таким образом, они вскоре очутились перед  строем  гремевших
маузеров, из стволов которых то и дело поднимались легкие клубы дыма.  Около
двадцати юнцов, притаившихся под листвой, встретили их радостным криком:

   -  Спасены!..  Спасены!..  Сорви-голова  узнал  в  них   самых   отважных
Молокососов. Их появление здесь граничило с чудом.
   Тут и Мариус, по прозвищу Моко, и Фриц, и Пьетро, и юные  арабы  Макаш  и
Сабир, и Финьоле - юнга, и три эмигранта - Жан Луи, Жан Пьер и просто Жан, и
оба португальца - Фернандо и Гаетано,  и  шестеро  молодых  буров  -  Карел,
Элиас, Жорис, Манус,  Гюго,  Иохим,  и  другие,  лица  которых  трудно  было
разглядеть за стволами продолжавших грохотать маузеров.
   Да, их было не меньше двадцати человек, и натворить они успели немало.
   Кони английских кавалеристов представляли  заманчивую  мишень  для  таких
метких стрелков, как Молокососы. Чудесно укрытые кустарником,  они  стреляли
без перерыва и укладывали англичан одного за другим.
   Что ж! И на этот раз сорванцы остались победителями в схватке с  отборным
войском ее королевского величества.
   Почти все кони англичан уже валялись на земле, когда шести  оставшимся  в
живых кавалеристам пришла в голову спасительная мысль повернуть их  назад  и
помчаться к своим позициям
   Их бегство сопровождалось оглушительным "ура"  сорванцов,  которые  вышли
теперь из засады и чуть не задушили в объятиях спасенного ими капитана.
   Впрочем, излияния длились недолго, рассказы пришлось  отложить  на  земле
лежали раненые и контуженные, надо было подумать о них.
   Сорви-голова направился к тем, которые  только  что  преследовали  его  с
торжествующими возгласами охотни-ков, заметивших,  что  дичь  выбивается  из
сил, и вообразивших, что уже держат ее в своих руках.
   Помимо чувства человечности,  еще  одно  соображение  заставило  капитана
Сорви-голова поспешить на помощь своим врагам.
   Его  взгляд  случайно  упал  на  красивого  парня,  нога  которого   была
придавлена мертвым конем.
   В этом беспомощном "спортсмене" Сорви-голова узнал сержанта, исполнявшего
обязанности секретаря суда. Его  извлекли  из-под  коня,  и  Сорви-голова  с
удовлетворением отметил, что тот не ранен, а лишь слегка контужен.
   - Хотите получить свободу? - без дальних  оговорок  спросил  его  капитан
Молокососов.
   - Конечно, - стараясь соблюсти чувство собственного достоинства,  ответил
солдат, - если только это не сопряжено с условием, противным  моей  воинской
чести.
   - Я слишком уважаю себя и дело, за которое  сражаюсь,  чтобы  не  уважать
чести  обезоруженного  врага.  И  вот  чего   я   требую   от   вас   взамен
предоставленной вам свободы: вы должны лично вручить мои письма  каждому  из
членов военного суда, осудившего Давида Поттера.
   - Охот