и,  разорвавшись,  убил  наповал  десять   человек.   Эти   -
единственные, оставшиеся в живых. Но, боже, в каком они состоянии!
   Растерзанные мышцы, раздробленные кости, разорванные  сосуды  -  страшное
месиво из мяса, обломков костей, тряпья и  сгустков  запекшейся  крови.  Вид
этих несчастных был так  страшен,  что  у  Фанфана  и  Сорви-головы  сжалось
сердце.
   Даже  доктор  утратил  свой  дар  красноречия  и   умолк:   несмотря   на
профессиональную выдержку, он был не в силах скрыть волнение.
   Один, лишь с помощью Фанфана и  Жана  Грандье,  исполненных  усердия,  но
близких к обмороку от жалости и страха, доктор приступил к своей работе.
   Что за ужасная работа! Он ампутировал конечности, резал живое тело, рылся
в нем в поисках  осколков  или  разорванной  артерии,  накладывал  швы.  Ему
приходилось теперь иметь дело с огромными повреждениями, трудность излечения
которых  увеличивалась  неизбежными  осложнениями.  Прибавьте  к  этому  два
потрясения: шок, причиненный ранением, и шок, вызванный самой операцией. Они
ослабляют  больного  и  уменьшают  силу   сопротивления   организма,   этого
могущественнейшего помощника хирургии.  А  тут  еще  сильная  потеря  крови,
вконец истощающая раненого.
   Как долго тянулись и как мучительны были  эти  операции,  производившиеся
без наркоза!  Но  бесстрашные  буры  со  свойственным  им  мужеством  стойко
переносили все страдания.
   Закончив тяжелые операции, доктор Тромп направился к младшему лейтенанту,
терпеливо ожидавшему  своей  очереди.  Его  левая  ключица  была  надломлена
ударом; который нанес ему Сорви-голова  прикладом  маузера;  не  действовала
рука; грудь была исполосована глубокими ранами, нанесенными обломком  сабли,
превратившимся в руках капитана Молокососов в опасное оружие.
   Доктор тщательно промыл раны обеззараживающим раствором и  наложил  тугую
повязку,  чтобы  воспрепятствовать  проникновению   в   них   болезнетворных
микробов. Затем, покончив  наконец  с  печальными  обязанностями  врача,  он
вскинул на плечи свой карабин, нацепил на поясной  ремень  патронташ  и  уже
готов был вновь наносить с помощью маленькой "гуманной пули" человеколюбивые
раны, которыми он так восхищался, исцеляя их.
   Сорви-голова и  младший  лейтенант  гайлендеров  сразу  же  почувствовали
взаимную симпатию, несмотря на то что во  время  первого  своего  знакомства
они, мягко выражаясь, так неучтиво обошлись друг с другом.
   Оба молодые, почти мальчики, в высшей степени храбрые и прямые, они  были
решительными противниками во время битвы. Но их  благородным  натурам  чужда
была и ненависть оскорбленного самолюбия  и  низкая  злоба  расовой  вражды.
Отвага одного возбудила в  другом  лишь  чувсгво  уважения.  Теперь  уже  не
существовало  ни  англичанина,   ни   француза-бура,   ни   победителя,   ни
побежденного, а были двое отважных юношей, ставших друзьями.
   Прошло около недели.
   Ежедневно в свободное от службы время Сорви-голова  часами  просиживал  у
изголовья раненого, который встречал  его  неизменной  улыбкой  и  дружеским
рукопожатием.
   Патрику  становилось  лучше,  точно  так  же  как  и   его   отцу,   хотя
выздоровление последнего шло гораздо медленнее, чем предсказывал слишком  уж
оптимистически настроенный доктор.
   Сорви-голова приносил им новости, стараясь  чем  только  можно  облегчить
участь пленников. В дружеской беседе незаметно шло время. Патрик рассказывал
о своих приключениях в Индии, Жан - о том, что пережил  в  стране  "Ледяного
ада". Все это - к  немалому  возмущению  Поля  Поттера,  непосредственная  и
простая натура которого никак не могла  примириться  с  этой  дружбой  между
вчерашними смертельными врагами.
   Ненависть к завоевателям пылала в душе юного бура с той же силой, как и в
первый день их вторжения. Это чувство патриота обострялось еще ненавистью  к
убийце его отца Ничто не могло ни смягчить, ни тронуть его.  Затаив  в  душе
мщение, он шел к намеченной цели, не сворачивая, и сожалел лишь о  том,  что
пуля, уложившая волынщика, не покончила также и с полковником.
   Неудивительно поэтому, что  в  его  отношениях  с  на-чальником  появился
заметный холодок. А в душе его зрел мрачный план мести герцогу Ричмондскому.
   Офицеры-шотландцы, в свою очередь, не могли понять как это  Жан  Грандье,
образованный и богатый  человек,  мог  до  такой  степени  увлечься  борьбой
каких-то мужиков южноафриканских республик за свою независимость
   Однажды Патрик, желая объясниться,  со  своей  обычной  прямотой  спросил
Жана:
   - Вы ненавидите Англию?
   - Нисколько. Англия - великая страна, и я восхищаюсь ею.  Но  теперь  она
ведет несправедливую войну, и потому я сражаюсь против нее.
   - Но это наше внутреннее дело: мы подавляем бунт в своей стране.
   - Отнюдь нет. Буры  не  являются  подданными  Англии,  следовательно,  их
нельзя рассматривать как мятежников.
   -  Не  будем  играть  словами,  -  возразил  Патрик.  -   Южноафриканские
республики находятся в самом центре сферы английского влияния, и мы считаем,
что они составляют неотъемлемую часть королевских владений.
   - Но, черт воз