ли умереть.  Меня
расстреляют. Это будет лучше, чем гнить в вашем каземате!

ГЛАВА VII


     Часовые и  пленник.  --  Военный суд -- Долг. -- На смерть. -  Взаимная
симпатия. -- Прости! -- Письмо. --  Роза. -- Последний туалет. -- Целься! --
Братья.

     Бедного Сорви-голову повели в другой каземат.  Новая тюрьма защищена от
бомб  и отнимает всякую возможность побега. Походная  кровать,  стол  и  три
табурета  потому  что двое часовых находятся при нем неотлучно, им позволено
сидеть. Сорви-голова  желал бы поболтать  с  ними  стряхнуть  с себя тяжелый
кошмар,  но  никто не понимает  его.  Все трое  поглядывают  друг  на  друга
добродушно, с  нескрываемой симпатией. Желая выразить свое уважение, один из
солдат произносит два классических слова:
     - Добрый француз!
     -- Добрый русский! -- отвечает зуав.
     Другой солдат пытается жестами завязать разговор. Он считает на пальцах
до двенадцати и делает вид, что заряжает ружье и целится.
     --  Я   понимаю!  --   говорит  Сорви-голова.  --   Двенадцать  человек
расстреляют меня! Увидим!
     Часы  идут. Наступает ночь... Сорви-голова бросается на свою кровать  и
засыпает  сном  праведника.   На   заре   часовые   меняются.   Сорви-голова
просыпается, зевает, потягивается.
     -- Хороший француз! -- говорят солдаты.
     -- Хорошие русские! -- отвечает зуав.
     Солдаты   принесли  с  собой   кварту  водки,  кусок  черного  хлеба  и
по-товарищески  делят  все  это  с  пленником.  Сорви-голова  пьет  водку, с
аппетитом ест хлеб и пожимает руки солдатам.  В восемь часов раздается  звук
шагов, и тяжелая дверь отворяется. Зуав замечает за  дверью взвод солдат под
командой унтер-офицера. Он чувствует легкую дрожь.
     --  Неужели меня расстреляют так вдруг, без суда? -- думает  он. -- Ну,
все равно, надо идти!
     Унтер-офицер делает ему знак идти. Он спокойно и с достоинством идет.
     Зуава приводят к зданию позади собора, на фронтоне которого развевается
русский флаг, вводят в большую  залу, в глубине которой сидят члены военного
суда.
     С болезненным чувством Сорви-голова узнает  в председателе своего друга
майора.
     Долг  --  прежде  всего. По  бледности,  покрывающей лицо  майора, зуав
понимает, как страдает его друг.
     Сорви-голова отдает военный поклон и стоит, подняв голову,  спокойный и
твердый.
     Слегка изменившимся голосом председатель говорит:
     -- Ваши имя, лета и место рождения!
     -- Меня зовут Сорви-голова, сержант  второго полка зуавов, мне двадцать
три  года. Что касается моего  настоящего имени, позвольте мне скрыть его. Я
знаю, что  буду  казнен... И вот ради моей  семьи,  ради чести моего имени я
хочу быть расстрелянным под именем Сорви-голова. В полку решат, что я умер в
плену. Никто во Франции не узнает, что я был казнен как преступник.
     -- Я  ценю  и понимаю  это! Признаете  ли вы себя  виновным  в том, что
напали на шестерых солдат Его Величества и убили их?
     -- Да, господин комендант, но я убил их, защищаясь, лицом к лицу!
     -- Конечно, но это не прощает вас!..
     -- Я пленник, хотел быть свободным и действовал в полном рассудке!
     -- Солдаты не вызвали вас на это?
     --  Нет, господин комендант... они противились  моему бегству, исполняя
свой долг!
     -- Вы не сожалеете об этом?
     -- Нет, не сожалею. Идет война, а я  солдат -- солдат должен драться до
последнего вздоха! Наконец, я не давал слова, что откажусь от свободы!
     -- Я знаю это. Ничего не имеете сказать еще в свою защиту?
     -- Ничего!
     Через   десять   минут  совещание   судей  окончено.  Офицеры   входят.
Председатель, бледный как смерть, громко произносит:
     --  Сержант  Сорви-голова!  Мне  очень  тяжело  сообщить вам, что совет
единодушно присудил  вас  к  смерти. Регламент  не  допускает смягчения.  Вы
будете расстреляны через двадцать четыре часа!
     Зуав спокойно отдает честь.
     Офицеры встают и печально уходят.
     Майор остается с пленником, протягивает ему обе руки и восклицает:
     --  Сорви-голова! Друг  мой! Я в  отчаянии!  Что-то  говорит мне,  что,
посылая вас  на смерть,  я совершаю  преступление, убиваю  брата...  все мое
существо возмущается... сердце болит! Между тем вы --  враг, опасный враг...
я судил вас по совести, по закону... Будь проклята война!
     При этих  теплых, полных симпатии словах взгляд Сорви-головы смягчился.
Его руки энергично отвечают на пожатие майора, и он бормочет:
     -- Я тоже испытываю к вам глубокое, почти братское чувство. Как будто я
знал вас раньше...  всегда... я  чувствую, что  между нами есть таинственная
связь... Будь проклята война, которая сеет повсюду скорбь и слезы!
     Оба  солдата  долго  смотрят друг на  друга, растроганные,  с  влажными
глазами, неспособные вымолвить слово.
     -- Господин комендант! -- говорит Сорви-голова.
     -- Милый Сорви-голова!
     -- Окажите  мне последнюю услугу... Завтра в  девять часов будьте около
меня  на  месте  казни,  помогите  мне умереть спокойно!  Я  умру  не  один,
покинутый всеми...
     -- Я обещаю вам это!
     -- Спасибо! Сегодня  ночью я напишу по