азу поняв все, 
сказал:
– Я тоже пойду.

– Пойдем, – согласился Янкель.

Спальня уже гудела, как потревоженный улей. Будили спавших, одевались.

Подходя к двери, Янкель услышал за спиной голос недовольного Купца. Его 
тормошили, кричали на ухо о пожаре, а он сердито, истерично смеялся.

– Уйдите, задрыги! О-го-го! Не щекочите! 
Отстаньте!
Натягивая на ходу свой нарядный, принесенный «с воли» полушубок, Бобер нагнал 
Янкеля.

– Ну, пойдем.

– Пойдем.

Они переглянулись. Потом Янкель решительно дернул дверь и вышел, наклоняя 
голову и закрывая подушкой рот.

Сразу почувствовался противный запах гари. Дым обступил их плотной стеной.

Держась за руки, они на ощупь вышли в зал. Янкель открыл на минуту глаза и 
сквозь жуткий мрак увидел едва мерцающий глазок лампочки.

Обычно светлый зал теперь был темен, как черное покрывало.

Ребята миновали зал, свернули в коридор, по временам открывая глаза, чтобы 
ориентироваться по лампочкам. От дыма, пробивавшегося сквозь подушку, начало 
першить в горле, глаза слезились. Было страшно идти вперед, не зная, где горит.

– А вдруг мы идем на 
огонь?
Но вот за поворотом мелькнул яркий свет, дыму стало меньше. Эконом уже стоял у 
дверей, встревоженный запахом гари.

– Пожар, Семен Иванович! – разом выкрикнули Янкель и Бобер, с жадностью глотая 
свежий воздух. – 
Пожар!
Эконом засуетился.

– Так что же вы! Бегите скорей в пожарную команду. Погодите, я открою черную 
лестницу.

Звякнула цепочка. Ключ защелкал по замку, прыгая в дрожащих руках старика.

– Пойдем? – спросил Янкель, нерешительно поглядывая на Бобра.

– Конечно. Надо 
же!
Если не считать подушки, которую Янкель держал в руках, на нем была только 
нижняя рубашка, пара брюк и незашнурованные ботинки. Он минуту потоптался, 
поглядывая на одежду товарища. Облаченному в полушубок Бобру колебаться было 
нечего.

– Идти или не 
идти?
Янкель хотел было отказаться, но потом 
решил:
– Ладно. Пойдем.

Быстро сбежали по лестнице, татарин-дворник Мефтахудын открыл ворота, и ребята 
выскочили на Курляндскую.

– Поглядим, где горит! – задыхаясь, крикнул Янкель.

Вышли на середину улицы и, поглядев в окна, ахнули.

Четыре окна нижнего этажа школы, освещенные ярко-красным светом, бросали отсвет 
на снег.

Янкель 
завыл:
– Наш класс. Сгорело все! «Зеркало» 
сгорело!
И, ни слова больше не сказав, оба шкидца ринулись во мрак.

Несмотря на мороз и на более чем легкий костюм, Янкель почти не чувствовал 
холода. Только уши пощипывало.

Вокруг царила тишина, на улицах не видно было ни души – было время самой 
глубокой ночи.

Бежали долго по прямому, как стрела, Старо-Петергофскому проспекту. Проскочили 
мимо ярко освещенной фабрики. Потом устали, запыхались и перешли на быстрый шаг.

Обоих мучил вопрос: что-то делается там, в 
Шкиде?
Вдруг Янкель, не убавляя хода, шепнул 
Бобру:
– Ой, гляди! Кто-то крадется.

Оба взглянули на развалины дома и увидели серую тень, спешившую перерезать им 
дорогу. Бобер побледнел.

– Живые покойники! Полушубок снимут.

– Идем скорее, – оборвал Янкель. Ему-то бояться было нечего. Пожалуй, он ничем 
не рисковал, так как вряд ли какой бандит решится снять последнюю рубаху, и 
притом нижнюю, грязную и старую.

Стиснув зубы и скосив глаза, шкидцы прибавили шагу, с намерением проскочить 
мимо зловещей тени, но маневр