эта пестрая публика распределялась по 
новым домам.

Так появилась особая сеть детских домов-школ, в шеренгу которых стала и вновь 
испеченная «Школа социально-индивидуального воспитания имени Достоевского», 
позднее сокращенная ее дефективными обитателями в звучное «Шкид».

Фактически жизнь Шкиды и началась с прибытия этой маленькой партии необузданных 
шкетов. Первые дни новорожденной школы шли в невообразимом беспорядке. 
Четырнадцати- и тринадцатилетние ребята, собранные с улицы, скоро спаялись и 
начали бузить, совершенно не замечая воспитателей.

Верховодить сразу же стал Воробьев, прозванный с первого дня Воробышком – 
отчасти из-за фамилии, отчасти из-за своей внешности. Он был маленький, 
несмотря на свои четырнадцать лет, и за все пребывание в школе не вырос и на 
полдюйма. Пришел Воробей вместе с парнем, по фамилии Косоров, из нормального 
детского дома, где он собирался убить заведующего школой.

Как-то летним вечером Воробьева по приказу завдетдомом не пустили гулять, и он 
поклялся жестоко отомстить за такое зверство. На другой день Косоров – его 
верный товарищ – достал ему револьвер, и Воробьев пошел в кабинет заведующего. 
Косоров стоял у дверей и ждал единственного выстрела – другого не могло быть, 
так как в револьвере был один патрон.

Что произошло в кабинете, осталось неизвестным. Выстрела Косоров так и не 
услышал, а видел только, как раскрылась дверь и разъяренный заведующий 
стремительно протащил за шиворот бледного Воробья.

Впоследствии Воробьев рассказывал, что, когда он скомандовал «руки вверх», 
заведующий упал на колени и лишь осечка испортила все дело.

За это неудавшееся покушение и за целый ряд других подвигов Воробья перевели в 
Шкиду. Вместе с ним был переведен и его верный товарищ – Косоров.

«Косарь», в противоположность Воробью, был плотным здоровяком, но всегда ходил 
хмурый. Таким образом, соединившись в «сламу», они дополняли друг друга.

Жить «на сламу» означало жить в долгой и крепкой дружбе. «Сламщики» должны были 
всем делиться между собой, каждый должен был помогать своему другу.

Придя в Шкиду, сламщики сразу поставили дело так, что остальные шесть шкетов 
боялись дохнуть без их разрешения, а заика Гога стал подобострастно 
прислуживать новым заправилам.

Состав педагогов еще не был подобран. Воспитанникам жилось вольготно.

День начинался часов в одиннадцать утра, когда растрепанная кухарка вносила в 
спальню вчерашний обед и чай.

Не вставая с кровати, принимались за шамовку.

Воробей, потягиваясь на кровати, грозно покрикивал тоненьким голосом на 
Гогу:
– Подай суп! Принеси 
кашу!
Гога беспрекословно выполнял приказания, бегая по спальне, за что милостиво 
получал в награду папироску.

Шамовки было много, несмотря на то что в городе, за стенами школы, сидели еще 
на карточках с «осьмушками». Происходило это оттого, что в детдоме было 
пятнадцать человек, а пайков получали на сорок. Это позволяло первым обитателям 
Шкиды вести сытную и даже роскошную жизнь.

Уроков в первые дни не было, поэтому вставали лениво, часам к двенадцати, потом 
сразу одевались и уходили из школы на улицу.

Часть ребят под руководством Гоги шла «крохоборствовать», собирать окурки, 
другая часть просто гуляла по окрестным улицам, попутно заглядывая и на рынок, 
где, между прочим, прихватывала с лотков зазевавшихся торговцев незначительные 
вещицы, вроде ножей, ложек, книг, пирожков, яблок и т.д.

К обеду Шкида в полном составе собиралась в спальне и ждала, когда принесут 
котлы с супом и кашей. Столовой еще не было, обедали там же, где и спали, 
удобно устраиваясь на койках.

Сытость располагала к покою. Как молодые свинки, перекатывались питомцы по 
койкам и вели ленивые разговоры.

«Крохоборы» разбирали мерзлые «чинаши», тщательно отдирая бумагу от табака и 
распределяя по сортам. Махорку клали к махорке, табак к табаку. Потом эта сырая,
 промерзлая масса раскладывалась на бумаге и начиналась сушка.

Сушили после вечернего чая, когда с наступлением зимних сумерек появлялась 
уборщица и, громыхая кочергой и заслонками, затапливала печку.

Серен